— Это называется кашель-скрежетун. Он выживет, если давать ковш воды каждые два часа на протяжении пяти дней или около того. Его придется поить насильно. И добавьте сахар, если есть.
Блат почесал мощный подбородок, потом бросил взгляд на невысокого работорговца.
— Вытащи его, — сказал Твлакв.
Больной раб проснулся, когда Блат отпирал клетку. Наемник махнул дубиной, приказывая Каладину отступить, и тот с неохотой подчинился. Опустив нехитрое оружие, Блат взял раба под мышки и выволок наружу, не спуская с парня напряженного взгляда. В последней попытке к бегству, организованной Каладином, участвовало двадцать вооруженных рабов. За такое следовало бы казнить, но его хозяин заявил, что бывший воин «занимателен», заклеймил его отметиной «шаш» и продал за гроши.
Всегда находилась какая-то причина, чтобы Каладин выжил, в то время как те, кому он пытался помочь, умирали. Кто-то мог бы счесть подобное благословением, но сам Каладин видел лишь мучительную иронию судьбы. У прежнего хозяина ему доводилось беседовать с рабом с запада, селайцем, который рассказывал о легендарной Старой магии и ее проклятиях. Может, его угораздило навлечь на себя что-то подобное?
«Не дури», — приказал себе Каладин.
Дверь клетки вернулась на прежнее место, щелкнул замок. Клетки необходимы — Твлакву приходилось защищать свое хрупкое имущество от Великих бурь. У клеток были деревянные боковины, которые вытаскивали и закрепляли в преддверии яростных порывов ветра.
Блат подтащил раба к костру, к непочатому бочонку с водой. Каладин почувствовал облегчение. «Ну вот, — подумал он. — Возможно, ты еще можешь кому-то помочь. Возможно, есть причина не быть безразличным».
Каладин разжал пальцы и посмотрел на раскрошившиеся черные листья на ладони. Они ему не нужны. Подсыпать их в питье Твлакву — не только сложное, но и бессмысленное дело. Разве ему и впрямь хочется, чтобы работорговец умер? Чего он этим добьется?
Послышался негромкий треск, потом — звук потише, словно кто-то уронил мешок с зерном. Каладин вскинул голову, устремив взгляд туда, где Блат положил больного. Наемник снова поднял дубину и резко отпустил, расколов череп раба.
Ни вопля боли, ни мольбы о пощаде. Во тьме тело несчастного обмякло. Блат небрежно поднял труп и закинул на спину.
— Нет! — завопил Каладин, бросаясь через всю клетку и обрушиваясь на прутья.
Твлакв грелся у костра.
— Забери тебя буря! Ублюдок, он мог выжить!
Работорговец посмотрел на него и неторопливо подошел, поправляя свою синюю вязаную шапочку:
— Понимаешь, из-за него вы бы все заболели. — У Твлаква был легкий акцент, он делал слишком короткие паузы между словами и неправильно ставил ударения. Каладину всегда казалось, что тайленцы говорят невнятно. — Я не могу потерять целый фургон из-за одного человека.
— Он был не заразен! — воскликнул Каладин, снова ударяя кулаками по прутьям. — Если бы кто-то из нас мог заболеть, это бы уже случилось.
— Надеюсь, не случится. Думаю, его было не спасти.
— Я же сказал тебе, что это не так!
— Дезертир, а почему я должен верить тебе? — с веселым изумлением спросил Твлакв. — Человеку, у которого в глазах тлеет ненависть? Ты бы меня убил. — Он пожал плечами. — Наплевать. Главное, чтобы вы были достаточно сильными, когда начнутся торги. Ты должен меня благодарить — я спас тебя от болезни, которая поразила этого человека.
— Я поблагодарю твой могильный курган, что сам и насыплю, — ответил Каладин.
Твлакв улыбнулся и направился обратно к костру:
— Береги свою ярость, дезертир, и свою силу. За тебя хорошо заплатят, когда мы прибудем на место.
«Только если ты доживешь», — подумал парень. Твлакв всегда кипятил остатки воды из ведра, которое использовал для рабов. Подвешивал над огнем и делал себе чай. Если Каладин устроит так, что ему дадут воду последним, можно измельчить листья и бросить их в…
Каладин застыл и перевел взгляд на свои руки. Поддавшись гневу, он забыл, что продолжает сжимать черногибник. Сухие листья рассыпались, когда он бил кулаками по прутьям клетки. Лишь несколько кусочков прилипли к ладоням, и этого ни на что не хватило бы.
Парень резко повернулся. Пол клетки был грязным и сырым; если листья и упали на него, собрать их не представлялось возможным. Внезапно поднялся ветер и выдул пыль, крошки и грязь из фургона в ночь.
Опять ничего не вышло.
Каладин рухнул обратно на прутья клетки и уронил голову, переживая свое поражение. Проклятый спрен ветра продолжал носиться вокруг, и вид у духа был удивленный.
3
Город колокольчиков
«Человек стоял на утесе и смотрел, как его родина превращается в ничто. Далеко-далеко под ним бушевала вода. И он слышал, как плачет ребенок. То были его собственные слезы».
Записано четвертого танатеса 1171 года за 30 секунд до смерти. Наблюдался известный в округе сапожник.
Шаллан и не надеялась когда-нибудь посетить Харбрант, город колокольчиков. Хотя девушка часто мечтала о путешествиях, все шло к тому, что юность она просидит взаперти в семейном особняке и единственной отдушиной для нее будут книги из домашней библиотеки. Она предполагала, что выйдет замуж за какого-нибудь отцовского союзника и остаток жизни проведет тоже в четырех стенах — но уже в доме супруга.
Однако ожидания похожи на дорогой фарфор: чем крепче его держишь, тем скорее он бьется.
Пока портовые рабочие подтягивали корабль к причалу, она прижимала к груди альбом для рисования в кожаной обложке и едва осмеливалась дышать. Харбрант оказался огромен. Город, построенный на крутом склоне, по форме напоминал клин; его словно возвели в большой расщелине, широким концом обращенной к океану. Массивные дома с квадратными окнами строили, похоже, из какой-то глины или обмазывали штукатуркой из глины и соломы. Возможно, из крема? Они были выкрашены в яркие цвета — чаще прочих попадались оттенки красного и оранжевого, но взгляд выхватывал также синий и зеленый.
Она уже слышала, как поют чистыми голосами звенящие на ветру колокольчики. Пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть самый дальний край города: Харбрант возвышался над нею, словно гора. Сколько же людей здесь живут? Тысячи? Десятки тысяч? Девушка снова вздрогнула — обескураженная, но восторженная, — а потом моргнула, запечатлевая образ города в памяти.
Вокруг носились моряки. «Услада ветра» — узкое судно с одной мачтой, и места на борту едва хватало для нее, капитана, его жены и полудюжины матросов. Капитан Тозбек был спокойным и предусмотрительным человеком, отличным моряком, хоть и язычником. Он осторожно вел «Усладу ветра» вдоль берега, всегда подыскивая безопасную бухточку, чтобы