– Какова фига здесь делаете-та? – изрыгнула она.
Джем отступил в тень. Он не хотел, чтобы его видели. Даже старуха бомжиха может оказаться опасной, если копы начнут ее допрашивать.
– Кушать… – повторил мальчик.
А девочка опять прыснула со смеху.
Джема охватила какая-то слабость. Может быть, от запаха падали? Дети были такими… Или оттого, что он долго не ел? … странными. Или просто от усталости?
Одетые как куклы. И ни капельки, ни капельки не испуганные. Джем отер вдруг вспотевший лоб. Мальчик сделал шаг к свету, приближаясь к старухе, и желтый отблеск фонаря осветил содержимое его прозрачного мешочка. «Почему он разгуливает с мешочком, в котором лежит кисть руки?» – спросил себя Джем. И вдруг он осознал, о чем только что подумал, и ноги у него сразу стали ватными. Да нет же, он просто псих, это опять один из его приступов страха. Он плохо рассмотрел. Это не потому, что ребятки – мертвенно-бледные – возникли из ниоткуда и наряжены в лучшую одежду, как те набальзамированные люди, которых он видел однажды по телику, прежде чем надзирательница поспешно переключила на другую программу… это не потому что… Джем заколебался: он потерял нить рассуждения. Но детишки… Малыш, напевая, подходил к бомжихе, а девчушка в своем розовом муслиновом платьице – как у Хелен Мартин, когда та вышла из могилы и… — прыгала то на одной, то на другой ножке…
– Спасайтесь, – завопил Джем. – Спасайтесь! Не подходите к ним!
– Чиво?
Повиснув на своей тележке и слегка покачиваясь, старуха медленно повернулась к нему.
– Бегите! Они злые! Бегите! – опять закричал Джем, и девочка взглянула на него с улыбкой, обнажив красный рот, полный острых клыков.
Повторяя с глупым видом: «Чиво?» – старая женщина сделала шаг вперед, потом отступила.
Приветливо подняв руку, малыш тоже повернулся к Джему, и стало видно, что у него нет кисти, что рука кончается культей, откуда торчит белая кость.
И запах. Смрадный тяжелый запах. Как он мог быта таким идиотом, чтобы подумать, будто запах исходит от мусорных бачков, а женщина все стоит и…
Мальчуган потянул старуху за платье, и она наклонилась к нему так, что тележка спрятала ее от Джема Ни шума, ни криков. Только вертикальный фонтан крови. Девочка зашлась хохотом и бросилась к Джему. Она бежала на четвереньках, как зверь, как волк – как волк в розовом платьице, открыв пасть, и ее длинные светлые волосы развевались на ветру, а вокруг растекался тяжелый запах тухлого мяса.
«Пошевеливайся, пошевеливайся, или ты погиб!» – услышал Джем свой собственный вопль. Он отступил, едва не упав, и бросился бежать назад, к жаровне, оставшейся в сотне метрах позади. Каких-то сто метров. Огонь. Спасение. Прерывистое дыхание девчонки позади него, совсем уже близко. Кажется, что ее язык уже касается его пяток. И этот непрекращающийся глупый смех. Он зацепился за трубу и рухнул. Ручонка схватила его за лодыжку, маленькая, холодная как лед ручонка с острыми когтями, и на него нахлынула вонь. Он завыл, безуспешно отбиваясь ногами, затем, подобрав большой кусок песчаника, ударил малышку по голове. Он почувствовал, что камень углубился в мягкий череп, и увидел, как брызнул мозг. Девчонка с проломленным черепом отряхивала платьице.
– Ты плохой, – сказала она тоненьким голоском, уставившись глазами, неподвижными и холодными, как у акулы, изготовившейся к атаке, на низ живота Джема. – А она у тебя большая? Ты мне покажешь свою сосиску?
Чувствуя, что его вот-вот вырвет, Джем взглянул на камень, вымазанный мозгами, а затем что есть силы запустил им в лицо девчонки.
Она пошатнулась, словно маленький испорченный автомат, а Джем со всех ног бросился прямо к жаровне, возле которой хором распевали пьяницы.
Джем, не отдавая себе отчета, растолкал их, запустил руку в железный бидон, схватил докрасна раскаленный уголь и, не обращая внимания на удивленные возгласы пьянчужек, швырнул его в девчонку, которая опять наступала. Пылающая головешка, подпалив платье, упала к ее ногам, и девочка отскочила, издав такой вопль, что ее кожа, испещренная мраморными пятнами, лопнула, обнажив множество блестящих личинок, а маленький улыбающийся ротик стал изрыгать огромных черных тараканов, которых Джем, тоже вопя, давил сапогами. Завопили и оба пьянчужки, а девочка хлопала в это время своими пухленькими ручками по почерневшему платьицу. Но вот, словно принесенный порывом ветра, появился и мальчик, передвигаясь на четвереньках длинными легкими прыжками. Пьянчужки замолчали и бросились удирать со всех ног. Джем протянул руку к жаровне. Малыш остановился, прерывисто дыша. Его взгляд был полон ненависти, на мясистых губах появилась отвратительная пена. Он подошел к сестре, которая взяла его за руку.
– Убьет тебя, – спокойно сказал мальчишка.
– Убьет и съест тебя, – добавила девочка. – Он испортил мое красивое платьице, – захныкала она, показывая дыры.
– Он плохой, – согласился ее брат. – И глупый. Очень глупый.
– Если подойдете, я вас спалю! – завопил испуганный Джем.
– Ну, болтай, болтай, это так интересно… – парировал мальчуган неожиданно низким голосом.
– До скорого, Джем, любовь моя, – бросила, удаляясь, девочка.
– Не забывай нас! И приятных сновидений! – пожелал ее брат.
Продолжая держать руку над жаровней, Джем смотрел, как они уходят; от судорожного напряжения он даже скрипел зубами.
На углу дети свернули на другую улицу, держась за руки, резвясь и смеясь на ходу.
«Больно. Мне больно. Почему мне так больно?»
Джем опустил глаза и увидел свою руку с раздутой и ободранной ладонью, с обугленной на пальцах кожей. Он недоверчиво рассматривал полыхающую жаровню. Неужели он запустил руку в раскаленные угли? Как один из тех мучеников, о которых рассказывал дед Леонард? Потом он осмотрел опустевшую улицу. Почему они отступили? Обычно они никогда не отступают. Надо срочно предупредить остальных. Предупредить Лори. Но как? Они; наверное, наблюдают за домиком его тетки. Хейс заодно с фараонами, Саманта и Уилкокс тоже. Рут. Рут Миралес! Она его не выдаст. Она, может быть, даже не знает, что он сбежал. Саманта писала ему, что Рут в Лас-Вегасе. А в Вегас легко пробраться незамеченным.
Но сначала надо рискнуть позвонить Лори. Сказать ему, что все началось вновь.
2
Марвин брился, стоя перед окном гостиничного номера. Факс от его помощника Джонатана с известием, что Лори тоже сбежал, лежал на телике, по которому передавали семичасовые новости. Вдруг он замер. «Недалеко от Ноб-Хилла найдена женщина без определенного места жительства, – вещала дикторша, похожая на королевского пуделя. – Жертва, Люсинда Гонзалес, по прозвищу Пьяница Люлю, сорока восьми лет, была найдена мертвой и обескровленной возле полуразрушенного дома. Единственное свидетельство, которым следователи располагают на данный момент, это рассказ очевидца, Джерри Махоленда, пятидесяти четырех лет,