Состав со скрежетом прокладывал себе дорогу. Очень скоро «Мистраль» выведут на первый путь и медленно подкатят к буферу в конце рельсового пути. Время двенадцать двадцать. Необъятный зал ожидания привычно гудел. Его непрерывное гудение перекрывал голос из репродукторов, объявлявший об отправлении поездов Париж — Милан и Париж — Шамбери.
Опаздывает на пять минут, отметил Шаван.
Он знал расписание поездов назубок. Проводницы явились первыми — мило одетые, изящные, улыбчивые. Он спустился на платформу приветствовать их.
— Наверное, заскочу к вам днем выпить грога, — сказала ему Мариан — проводница, в чью обязанность входило присматривать за детьми. — Я умудрилась все-таки схватить простуду.
Уже прибывали первые пассажиры. Как правило, раньше всех являлись старые дамы. Они шли в головные вагоны, по всей вероятности направляясь в Канн и Ниццу. В ресторане их увидишь редко — они побаивались переходить из вагона в вагон на ходу и грызли в дороге печенье и шоколад. Около часа появлялись мужчины с дипломатами в руках — бизнесмены, возвращавшиеся из Парижа домой — в Лион или Марсель. Некоторые из них были завсегдатаями ресторана, но не сосредоточивали внимание на трапезе, а между сменой блюд изучали цифры или книжечки заказов. Шаван предпочитал им коммерсантов, которые охотно усаживались за столики на четыре персоны, умели выбрать доброе винцо, а после кофе заказывали и чего-нибудь покрепче. Они держались с ним на короткой ноге, оставляли на столе щедрые чаевые; некоторые из их числа говорили с южным акцентом, который согревал Шавану душу. Нередко уже перед самым отправлением поезда прибегала какая-нибудь начинающая киноактриса в белых сапожках, темных очках, зажав под мышкой косматую шавку, стараясь не отставать от носильщика, который нес ее багаж только что не в зубах.
У Шавана больше не оставалось времени на то, чтобы думать о Люсьене. По репродуктору уже объявили об отправлении «Мистраля», обращая внимание пассажиров на необходимость соблюдать осторожность, так как двери поезда закрываются автоматически. Состав плавно тронулся с места. Вокзальные здания медленно отступали, а сразу за ними, казалось, начинался пригород, вереницы автомобилей задерживали у переезда красные огни светофоров. Зазвучала музыка, которая снимала предотъездное напряжение, но ее заглушал перестук колес на стрелках; она предшествовала объявлению Мартины — она желала пассажирам приятного путешествия и приглашала их посетить вагон-ресторан, расположенный в середине состава.
Мартина вещала из конторы в уголке вагона, и ее голос, который, похоже, лился с потолка, не спутаешь ни с каким другим, так запиналась она, повторяя свое краткое объявление и приветствие по-английски. Запоздалые пассажиры, зажав в руке билет, в последний момент выкупленный из невостребованной брони, продолжали перебираться из хвоста поезда в нужный им вагон. Ланглуа сопровождал их в вагон номер 10, а Мерсье — в номер 14. В вагоне-ресторане свободных столиков хватало.
После Вильнев-Сен-Жорж состав мало-помалу набирал обычную для него скорость курьерского поезда. Шаван записывал заказы, кивком одобряя выбор вина. У него выработалась устойчивая походка бывалого моряка, и тряский пол никогда не мог застать его врасплох. Он передвигался решительным шагом, не оступаясь, и не простил бы себе, если бы посмел ухватиться за спинку сиденья. Мишель следовал за ним, ненавязчиво демонстрируя тележку с аперитивами, как сборщица пожертвований в церкви свою кружку. Поскольку обслуживание каждой смены длилось не долее полутора часов, нельзя было транжирить ни минуты, однако при всем этом надлежало создавать у каждого клиента такое впечатление, будто его вовсе не торопят.
Из кухни один за другим вышли Тейсер и Ланглуа. Каждый непринужденно держал длинное блюдо с рыбными кнелями под густым соусом. Они умело сохраняли равновесие блюда, установленного на предплечье и ладони левой руки, и с неподражаемым жестом вышколенных официантов, орудуя правой, захватывали каждую кнель ложкой и вилкой, осторожно опускали на тарелку гостя хрупкую трубочку теста и непринужденно следовали дальше.
Шаван был доволен своей бригадой. Только малыш Мишель не научился держать равновесие. «Шире шаг, — нетерпеливо наставлял его Шаван, — ведь это элементарное правило. И потом, не заглядывай в окно. Пейзажи существуют для пассажиров».
Сам он давным-давно перестал обращать внимание на проносящиеся мимо виды. Краешком глаза он замечал только нечто вроде живого ковра, раскрашивающего окна в разные цвета. Мелькали тени, огни, силуэты. Он распознавал местность по шумам, лязгу мостов, реву туннелей, канонаде составов, мчащихся им навстречу.
Были у Шавана и другие ориентиры. Он знал, что после кнелей «Мистраль» оставит позади Плесси-ле-Руа. Затем osso buco или антрекот приведут их в Санс. Мороженое должно быть съедено между Ларош и Сен-Флорантен. После кофе и ликеров будет два часа пятьдесят минут. Время предъявлять счета и получать деньги. И это уже начало второй смены. Но в данный момент им приходилось, не подавая виду, бороться со спагетти и одним взмахом руки подхватить каждому достаточную порцию и при этом не допустить, чтобы они свисали с тарелки — этакие пряди растрепанных волос. Тут требовали хлеба, там — графин воды. Люсьена стала уже только воспоминанием, мелькала тенью из прошлой жизни. Письмо отошло на задний план.
После антрекота у Шавана наступила краткая передышка. Второе блюдо обеспечивало ему добрых четверть часа спокойствия. Он прошел на кухню, к Амеде. Тот орудовал вовсю и при этом брюзжал, а значит — все идет хорошо. Сумерки сгущались. Несмотря на плохую погоду, «Мистраль» шел по расписанию. Шаван не терпел опозданий. Вечная мания порядка, в которой его частенько упрекала Люсьена. И вдруг ему пришла в голову абсурдная мысль. А не могла бы Люсьена тоже предъявить ему список своих претензий? Она не преминет это сделать, если согласится на развод. Но каких претензий? Он никогда ей не изменял. Да, возможно, характер у него мрачноватый. Возможно, он мог бы предложить ей больше развлечений. Но ведь ему приходилось вести утомительный образ жизни. Двое суток в дороге, двое суток отдыха. Еще одна поездка туда и обратно и снова двое суток отдыха — вполне заслуженного. И всего неделька отпуска каждые двенадцать ездок. Люсьене следовало понять, что он испытывал потребность немножко побыть дома. Ну а в чем еще могла она упрекнуть мужа? По ее утверждению, он скупится на деньги. Так ведь она не умеет ими путем распорядиться. Их машина оплачена только наполовину. В столовой пора сменить обои. Нелегко же ей будет доказать правомерность своих претензий на его счет… Время пронести поднос с сырами. По ресторану прошли контролеры.
— Порядок, Поль?
— Порядок.
И в самом деле, эта ездка обошлась без происшествий, первое в жизни путешествие мужчины, порвавшего с прошлым.
В семнадцать часов семь минут «Мистраль» прибывает в Лион: платформа номер один, стоянка три минуты. Мерсье