Перебежчики быстро закивали, словно наперегонки. В их глазах разгоралось пугливое счастье.
– Паспорта! – отрывисто скомандовал «Кащей», занимая кресло в углу. – Деньги! Военные билеты!
– Вот! Вот! – «сменщики» выложили на стол пачки десятирублевок и документы, подтянули две спортивные сумки с обычными наборами командированных – сменами белья, мыльно-рыльными, да холостяцкими пайками (каждому по паре вареных яиц, несколько булочек, грамм по триста копченой колбаски, по сырку и, как бонус, соль в спичечном коробке).
– Всё, как просили!
Платек небрежно кивнул, протягивая «своему» перебежчику итальянскую паспортину, куда вложил стопочку лир. «Сменщик» с благоговением принял сей пропуск в «свободный мир», полюбовался и бережно спрятал во внутреннем кармане пиджака.
– Привыкай, – бегло усмехнулся Томаш, раскрывая чуток потрепанную зеленокожую книжицу с черной надписью «СССР». – Расмус Сауга. Латыш?
– Вообще-то, эстонец, – занервничал его «сменщик», – но родился в Риге.
– Оч-чень хорошо, – спародировал поляк прибалтийский выговор, – эт-то скроет акцент.
– Совершенно верно, – подал голос «Кащей»
– Вах! – экспрессивно воскликнул Аглауко, и протянул руку, дурачась: – Григорий Сакаашвили!
Выходка Мути немного разрядила копившееся напряжение. Томаш то хмурился по привычке, то улыбался, неуверенно и криво. Оглядев уродливую мебель, плотно задернутые шторы, свисавшую с лампочки липкую ленту, рябую от мушиных трупиков, он выдохнул:
– Расходимся, сеньоры!
Вечер того же дня
Первомайск, улица Мичурина
Игорь Синицын понемногу начинал гордиться своими успехами на поприще госбезопасности. Нет, он по-прежнему скромно стоял в сторонке, оказывая почтение истинным мэтрам, но неуверенность спадала, а страх напортачить слабел. Почти год работы в составе спецгруппы, сколоченной из крепких оперативников, кому угодно даст навык. А это приятно – понимать сказанное операми, и знать, как именно действовать.
В принципе, старшим уполномоченным он стал не потому лишь, что заслужил доверие Андропова – еще со времен работы в ЦК, были и профессиональные показания. Как-никак, «ходил в разведку», хоть и под прикрытием журналиста АПН. Но поиски объекта «Миха» (он же «Хилер», он же «Ностромо») – это высший пилотаж оперативной работы.
Благодушествуя, Синицын выбрался в общий зал, где оперативники затеяли чайную церемонию. Коля Славин колдовал с заваркой, напуская дразнящего аромату, Наташа Верченко нарезала хрупкими желтыми пластиками солидный ломоть «Пошехонского», духовистыми колечками насекала «Краковскую», а Лукич добрел на глазах, подливая себе коньячку из крошечной фляжечки.
– Плеснуть? – расплылся пожилой, но все еще крепкий аналитик, завидев начальство.
– Спасибо, я лучше закушу! – Игорь сноровисто достал из холодильника масло, а из эмалированной хлебницы – начатый батон.
– Ой! – глаза Наташи испуганно округлились. – А я из вашей чашки пила, из синей… Сейчас помою!
– После вас, Наташенька, хоть отраву хлебай, – бархатно задвинул Синицын. Перехватив неласковый взгляд Славина, быстро скорректировал позицию: – Да ладно, я белую возьму!
Круглобокий «Саратов» закрывался лишь от сильного тычка, и лязг захлопнутой дверцы пустил единственное эхо, мешавшее улечься тишине. Рации на столе – и большая армейская, и маленькие милицейские не шипели даже, пуговично блестя потухшими индикаторами. Помалкивал и целый набор телефонов, сгрудившихся на отдельном столе. Этюд «Спецгруппа на отдыхе».
В этот самый момент, когда дневные тревоги улеглись, ночные еще не закопошились, а технический перерыв плавно перетекал в дружеский ужин, глухо взвизгнула входная дверь, и на пороге возник сам Иванов. Генерал-лейтенант даже в штатском был орел. До такой степени, что Синицыну сразу захотелось расправить плечи и втянуть живот.
– Здравия желаю! – благодушно сказал Борис Семенович. – Чаевничаете?
– Присоединяйтесь, товарищ генерал-лейтенант! – сделал Лукич широкий жест.
– А вот не откажусь, – Иванов пододвинул стул, и уселся. – Уф-ф! В Москве не позавтракал, в аэропорту не пообедал… Ух, ты! Колбаска! – плотоядно потерев руки, генерал-лейтенант соорудил себе многоэтажный бутерброд. – Что, тают наши ряды? Я гляжу, вас всего четверо осталось.
– Должен еще полковник подойти, – прогудел Славин, – звонил с полчаса назад.
– А, ну, Фашилий… м-м… Федорыч в курше, – успокоился генерал-лейтенант, изрядно откусив от «маслохлебца» да швыркнув чаем.
На веранде затопал сапогами чуть ли не взвод, и Синицын насторожился.
– Кто это там?
– Подкрепление! – лицо Бориса Семеновича раздирала довольная ухмылка.
В общий зал шагнули трое парней, похожих, как горошины в стручке – ладные, крепкие, с экономными и точными движениями.
– Знакомьтесь, «Царевичи» из группы «А»!10 – сделал широкий жест генерал-лейтенант. – Все – Иваны. Иван Первый, Иван Второй, Иван Третий.
– «Царь, – брякнул Славин, – очень приятно!»
Иваны дружно улыбнулись, а в дверь протиснулись еще двое новичков – смуглых и тепло одетых.
– У-у, мы думали, Марина с вами! – белозубо улыбнулся бритоголовый парниша в тюбетейке и меховом комбезе, тут же похваставшись: – Мы с Умаром служили под ее чутким командованием! Я – Рустам Рахимов. А это…
– Умар Юсупов, – перехватил инициативу его товарищ. – Салям!
– Салям! – радостно пискнула Наташа. – Как нас сразу много стало!
И новички, и старички захохотали, неразличимо стирая черту между «мы» и «они». Да и к чему делить, раз уж все – наши?
– За стол, за стол давайте! – захлопотала Верченко. – Голодные, небось? Еще и замерзли!
Гости и хозяева смешались, тасуясь в одну команду и сообща уничтожая припасы.
– Как там Миха, не попадался? – добродушно забурчал Иванов, отдуваясь после второй кружки.
– Увы нам! – развел руками Синицын. – Локализовали только, отсекли окраины…
– Борис Семенович! – прозвенела Верченко. – Такое впечатление, что по Михе наверху совсем затормозили!
– Ну, не знаю, совсем или не совсем… Юрий Владимирович велел свести наблюдение к минимуму, и думать. Старые методы, говорит, не годятся. Свежие идеи есть? Никак нет, говорю, – Иванов затяжно вздохнул. – Ладно, ждем приказа отпустить тормоза, а пока… Спасибо за колбаску и… вот вам пища для ума. Глеб Лукич, просветите народ.
Аналитик торопливо закивал.
– Эксперты, допущенные к текстам и аудиозаписям Михи, провели мозговой штурм, – он суетливо потер руки. – И пришли к выводу, что объект наших поисков можно отнести скорее к пожилым, чем к юным. У Михи наблюдаются стойкие обороты, не присущие молодежной среде. Сама манера говорить свойственна взрослому мужчине, имеющему высшее образование, большой опыт работы, возможно, научной деятельности, ну и соответствующие навыки.
– Да-а… – протянул Синицын. – В такой психологический профиль школьник… да даже студент старших курсов не вписывается.
– А вы вспомните… – подала голос Наташа. – Ведь Марина первой догадалась, что на самом первом Михином фото вовсе не лицо, а личина! А если под маской юнца скрывается пенсионер?
– Длинные черные волосы – парик, горбинка на носу – искусственная… – медленно покивал Лукич. – Именно этот облик принял Максим – успехов ему на нелегальном поприще!