— Ну, вот и Медлен! — живо воскликнула графиня, приблизившись к спокойно стоявшей возле колонны племяннице. — Дорогая, ты только взгляни. Со мной один господин, умирающий от желания с тобой познакомиться. Я упоминала о нем в письмах; это граф Сен-Жермен. Граф, позвольте представить вам мою племянницу Мадлен де Монталье.
Сен-Жермен склонился над маленькой ручкой юной провинциалки.
— Очарован, — выдохнул он, и улыбнулся, увидев, как яркая краска румянца заливает ее лицо.
* * *
Отрывок из письма мадам Люсьен де Кресси к своей сестре — аббатисе Доминик де ла Тристесс дез Анж.
6 октября 1743 года.
…Сны, о которых я тебе уже не однажды, писала, все продолжаются, однако я ничего не могу с этим поделать. Иногда мне кажется, что даже и не хочу. Я молилась, но все напрасно. Я пыталась рассказать о них мужу, но его, разумеется, мой рассказ лишь насмешил. «Заведи любовника, — буркнул он, — и перестанешь думать о смерти». Но не смерть преследует меня, Доминик. Я не знаю что, но не смерть.
По твоему совету я сходила к духовнику. Он сказал, что грех стучит в мои двери и что мне следует молить Бога о помощи, он обещал, что и сам помолится за меня. Еще почтенный аббат намекнул, что женщине в моем возрасте пора бы иметь ребенка и что, стань я матерью, преследующее меня наваждение прошло бы само собой. Мне сделалось стыдно, я не стала ему объяснять, в какой позорный тупик зашли мои отношения с мужем. Эшил утверждает, что он эллин как по имени, так и по духу и что в Афинах все его гнусности почитались бы за невинные шалости. Муж на словах дает мне свободу, но, заведи я ребенка от кого-то другого, он тут же заклеймит меня как распутницу. Можешь не сомневаться, все так и произойдет. Таким образом, я обречена на бездетность, и советы доброго аббата мне, увы, ни к чему.
Граф Сен-Жермен, о котором я тебе тоже писала, прислал мне три своих новых рондо. Игра на виоле — мое единственное утешение, Возможно, я даже осмелюсь сочинить что-то сама, раз уж все мое время не заполнено почти что ничем.
По настоянию Сен-Жермена я заказала у Маттеи виолончель. Я уже брала уроки игры на этом удивительном инструменте и была просто поражена. По форме он напоминаете скрипку, но его держат между колен, как виолу да гамба.[5] Однако звучит он совсем не так, как виола, и поначалу меня это смущало. Теперь же все сомнения позади. Виолончель определенно откроет передо мной дорогу к чему-то еще не изведанному. Как-нибудь я приеду с ней в твой монастырь и сыграю — ты тоже будешь поражена.
…Я надеюсь, что Божией малостью с тобой все благополучно. Прошу, молись о моих сновидениях, и я перестану просыпаться с душой, переполненной страхом и нечистым восторгом. Я стыжусь такое писать, но это правда. Уже трижды я побывала на вершинах экстаза, и всякий раз, просыпаясь, ужасалась сама себе. Но вечерами теперь, когда Эшил уходит к приятелям, все мое тело изнывает от предвкушения наслаждения. Что мне делать, если меня предает моя плоть?
Пять лет назад, когда отец отправил тебя в монастырь, вместо того чтобы выдать замуж, я сочла его деспотом. Сегодня я сожалею, что он не проделал того же со мной. Он рассудил, что для девушки с изуродованной ступней (как будто кто-либо, кроме мужа, увидит ее) нет иного удела, чем постриг. Впрочем, ты и сама отчасти виновата в том, что произошло. Ты ведь всегда утверждала, что церковь — твое истинное призвание, но, когда я теперь вспоминаю, как мы рыдали перед твоим отъездом, сердце мое сжимается от тревоги. И отец, умирая, признался, что твоя участь никогда не переставала его беспокоить. Ах, скажи мне, что ты счастлива, моя дорогая сестра! Я хочу верить, что хотя бы одной из нас повезло. И все же я никогда не считала, что физический недостаток может помешать тебе по-иному устроить свою судьбу.
Будь снисходительна ко мне, моя Доминик. Сегодня вечером у меня словно мутится рассудок. Если бы ты видела Эшила с Боврэ и в компании ему подобных развратников, с тобой происходило бы то же. Я сейчас совершенно беспомощна. Мне остается только сидеть и ждать, когда прибудет заказанная виолончель и этюды, которые обещал сочинить для меня Сен-Жермен. Возможно, это поздняя ночь водит моей рукой по бумаге, и потому у меня получается Бог знает что. Общение с Эшилом не позволяет мне быть беспристрастной в суждениях. Матушка не зря говорила, что глупо переживать из-за вещей, которые нельзя изменить. А Эшил определенно измениться не может. Что ж, у меня остается музыка. Я более счастлива, чем Клодия д'Аржаньяк. У нее тоже нет детей, зато есть муж-картежник, приведший в расстройство свои денежные дела. Состояние Эшила пока не затронуто, и ему все равно, на что я трачу деньги, пока это не ущемляет его интересов.
Доброй ночи, дорогая сестра. Да познаешь ты покой, который превыше мирской суеты, и да будут твои сны безмятежны, С нежной привязанностью и покаянной любовью остаюсь твоей преданной сестрой,
Люсьен де Кресси
ГЛАВА 3
Графиня д'Аржаньяк завтракала, когда в столовую вошла Мадлен де Монталье.
— А, доброе утро, милая. Надеюсь, ты хорошо спала?
— Да, тетушка. Мне снился прекраснейший сон, — с улыбкой отвечала Мадлен.
— Неудивительно… после всего вчерашнего.
Графиня усмехнулась, знаком приглашая племяннику сесть.
— Взгляни-ка, что тебе тут по вкусу? Вот пирожки, фрукты. Если прикажешь, повар приготовит омлет. Юным девушкам надо питаться получше.
— То же самое говорил вчера Сен-Жермен, угощая меня сразу двумя порциями паштета.
Мадлен села за стол. Солнечный свет сквозь переплет окна осыпал золотистыми пятнами ее простенькое домашнее платье.
— Если это не причинит излишнего беспокойства, я бы хотела выпить чашку китайского чая, присланного отцом.
Она взяла яблоко из фарфоровой корзиночки, стоящей в центре стола, и принялась острым ножичком резать его на дольки.
— Ну разумеется, дорогая.
Не поворачиваясь, графиня махнула рукой лакею, стоящему у нее за спиной. Тот поклонился и вышел.
— Попробуй вот это, — сказала она Мадлен, передавая ей через стол блюдо со сдобными пирожками. — Лимоны для начинки взяты из оранжерей мужа. Он обещал, что вскоре мы будем есть персики круглый год.
— А где же сам дядюшка? Вчера он как ушел от нас, так и пропал, хотя говорил, что уходит совсем ненадолго.
Лицо графини на мгновение помрачнело.
— Граф был в других комнатах со своими друзьями. Он, моя милая, обожает азартные игры. Этот грех когда-нибудь погубит его. Порой я просто умираю от беспокойства.
Графиня поднесла к губам салфетку.
— Впрочем, это все пустяки.