Провозглашая все это, мы сознаем, что воинские пути далеки от стремления к миру, однако мы также хотим вам напомнить, что близок день, когда Христос снова придет нас судить — как живых, так и мертвых. Несомненно, свирепая жестокость мадьяр — предупреждение всем нам, то есть тем, кто желает предстать пред престолом Господним, не запятнав себя вероотступничеством или каким-либо иным смертным грехом. Битва во имя Христово, несомненно, окончится полной победой, если мы воспоем с блаженными и, воспарим в помыслах с ангелами к Святой Троице на Небесах.
Вместе с тем мы понимаем, что вам приходится сталкиваться с множеством трудностей, и потому не призываем вас сложить оружие, а только просим с разбором пускать его в ход. Одно дело — отбивать яростные атаки захватчиков, вторгшихся на ваши земли с венгерских долин, или оттеснять идолопоклонников обратно в леса, и совершенно другое — втягивать своего же брата-христианина в бесконечные распри из-за Лоррарии, каковая, собственно говоря, прозывалась Астазией — и, кстати, не так уж давно. Было бы лучше и для германцев, и для французов разрешать свои споры мирным путем. Подумайте сами, ведь вся Лоррария не стоит того, чтобы обрекать на вечные муки свою душу и ослаблять собственное королевство. Мы бы весьма одобрили вас, если бы вы решились вступить в союз с Францией, равно как и со всеми христианскими народами света, чьи судьбы нам вверил Господь до второго пришествия Его Сына, которому вновь предстоит править миром.
Довольствуйтесь же изгнанием мадьяр из пределов своей страны и расширяйте границы за счет территорий, где все еще процветает язычество, но не поднимайте своих подданных на пагубную борьбу с соседями-христианами. Уладьте миром давние споры, прежде чем полностью истощите собственное государство до того, что оно не сможет не только оттеснить врага, но и выстоять, а уж тем более покончить с наскоками восточных, не знающих истинной веры племен. Обращение язычников всегда угодно Господу, но подавление своих же собратьев-христиан — неискупаемый грех. Во имя Христа, чьею волею вам дарована власть, распорядитесь ею с присущей вам мудростью: прекратите недостойные распри и вновь займитесь благими деяниями как великий и благочестивый король.
Помните, наш Господь — судия праведный, но суровый. Он управляет звездами и морскими приливами. Можно избежать коварства врага на земле, но никому из земных жителей не дано хотя бы своей малой толикой извернуться пред Его всевидящим оком. А посему как можно скорее сообщите нам о вашем желании положить конец сварам Германии с Францией, и мы тут же отрядим вам в помощь духовных лиц наивысшего ранга, если у вас не найдется людей, способных содействовать мирным переговорам.
Еще помните, что вам вверено самим Господом проливать христианское милосердие на всех, кто пострадал от зверств захватчиков, разбойников или мародеров. Пусть ни одна дверь в Германии не закроется перед собратьями, ищущими утешения и защиты. Как подобает вассалу почитать эдикты своего сюзерена, так и христианину следует чтить христианское звание во славу того, кто принял смерть за наши грехи. Примите сей наш наказ с должным смирением духа. Мы не желаем ничего более слышать о голодающих и нищенствующих селянах. Мы не желаем и далее скорбеть о дочерях, которых родители понуждают к прелюбодейству, или о заведенных в лес и брошенных там малолетних детях. Мы весьма удручаемся, когда нам докладывают, что по вашему попустительству эти несчастные практикуют продажу своих чад в рабство — на север, как в стародавние времена. Рабство само по себе тяжкое бремя для тех, кто обречен на него по рождению, но совсем уж великая гнусность — предавать воле язычников христианин. Кроме того, мы питаем отвращение к тем, кто вместе с разбойниками и грабителями рад обирать упасающихся от беды беглецов. Мы знаем, что многие распоясавшиеся наместники не прочь погреть руки на несчастиях своих ближних, и потому призываем христианских правителей со всей строгостью это зло пресекать. Уж если практика выкупа существует, пусть так оно и идет, но любое потворство убийствам и кровопролитиям должно быть нещадно искоренено. Мы неуклонно настаиваем на этом, и нам желательно подчеркнуть, что тем, кто глух к нашим наказам, суждено завывать в аду, когда Христос поднимет живых и мертвых, чтобы вершить свой праведный суд.
Ревностно веруя в то, что Господь направит вас на правильный путь и что Сын Божий будет к вам благосклонен, мы обнимаем вас как надежду Европы и скрепляем послание печатью Рыболова в первый день великого поста.
Лев VII».
ГЛАВА 1
В меньшей из двух могил лежали спеленатые тела троих детей: ни одному из них не исполнилось и пяти. В другой — вырытой в стороне — покоилась их мать, с раздвинутыми ногами и в мокрой одежде — в той, в которой ее утопили. Безжалостный порывистый ветер задувал с моря, посыпая песком влажные волосы мертвой.
— Какая жалость, брат Хагенрих, — проговорил стоявший над могилой монах. Он посмотрел вниз — на тело.
— Она была прелюбодейка, — возразил старший монах назидательным тоном. — И умерла той смертью, которую заслужила.
— И все же какая жалость, — не унимался первый монах. Он был моложе своего сотоварища и не мог справиться с игравшим в нем непокорством, за которое его часто наказывали и от которого он ежедневно молил Господа избавить себя.
— Ей не следовало грешить, брат Гизельберт. Но она была слаба духом, — проворчал старший. — Она, будучи замужем, позволила другому мужчине дотронуться до себя.
— Позволила, — вздохнул младший. — Но сказала, что ее заставили.
— Чего не выдумает женщина, чтобы извернуться? Особенно если дело касается плотских утех. Ева заявила Адаму и Господу, будто змий подсунул ей яблоко, но она сама желала запретного. Женщины всегда таковы. — Старший еще раз кинул взгляд на могилу. — Лучше бы поскорее ее закопать. Больше мы ничем не можем помочь ей в этом мире.
Младший монах понял намек и потянулся за деревянной лопатой.
— Да смилостивится над ней Пречистый Христос, как и над всеми христианскими душами, — с чувством произнес он, начиная забрасывать мертвую комьями влажной земли.
— Муж заплатит, — сказал брат Хагенрих. — Особенно за убийство детей. Отвалит кусков сорок золота, не меньше.
Брат Гизельберт кивнул, продолжая работать. Этот закон короля Оттона был ему известен — и не понаслышке. Он сам