Поездка в Москву означала признание заслуг того, кто стоял у руля третьей крупнейшей атомной станции в мире. Брюханову поручили командование ЧАЭС в то время, когда она существовала почти только на бумаге. А теперь у него работали четыре энергоблока, каждый мощностью по тысяче мегаватт. В 1985 году шло сооружение еще двух, но станция и без них перевыполнила план, выдав на-гора 29 миллиардов киловатт электроэнергии. За плодотворный труд директора наградили двумя орденами. Казалось, на подходе и звезда Героя Социалистического Труда с орденом Ленина в придачу. В конце 1985 года Верховный Совет Украинской ССР поздравил Брюханова с пятидесятилетием, он стал делегатом партийного съезда. Такая награда была не хуже, если не лучше иных медалей.
Накануне юбилея в гости к директору приехал киевский журналист – взять интервью о достигнутых успехах и планах на будущее. Немногословный Брюханов на этот раз охотно отвечал на все вопросы. Вспомнил зиму 1970 года, когда он приехал в Чернобыль (города Припять еще не было) и остановился в гостинице. Ему не исполнилось и тридцати пяти, а его прочили в директора атомной электростанции, которую еще только предстояло построить. Брюханов не стал скрывать, что поначалу робел. Но это в прошлом. Теперь он руководил коллективом из нескольких тысяч управленцев, инженеров и рабочих. Фактически на нем лежала ответственность и за весь атомград Припять с населением в пятьдесят тысяч человек – главным образом работников ЧАЭС и строителей. Брюханов даже посетовал репортеру на то, что постоянно вынужден расходовать ресурсы станции на городское хозяйство, отвлекать людей. Но непростая роль отца города давала и определенные преимущества. Уже в ходе подготовки к съезду множество его портретов появилось на страницах местных и областных газет, включая чернобыльскую[8].
На фотографии делегатов Киевской области, снятой в дни съезда на Красной площади, и на другой – уже по возвращении в Украину – Брюханов позирует в модной ондатровой шапке и короткой дубленке, с мохеровым шарфом на шее. Такая одежда говорила о высоком статусе – ее было трудно достать и стоила она дорого. У Брюханова не было необходимости охотиться за дефицитом. Свободное время в Москве он тратил на встречи с коллегами по атомной промышленности и лоббирование через членов ЦК и сотрудников Министерства энергетики и электрификации, которое заведовало атомными станциями. Головной боли бюрократия ему почти не доставляла – во многих партийных и министерских кабинетах заседали бывшие сослуживцы по Чернобыльской АЭС[9].
Утром 25 февраля 1986 года Виктор Брюханов и еще несколько тысяч человек заняли свои места в Кремлевском дворце съездов. Новички вроде него, впервые попав в партер огромного зала, внимательно следили за обрядом, исполняемым в президиуме, – он сохранился со сталинских времен почти без изменений.
В десять утра в президиум проследовали первые лица страны во главе с Горбачевым. Брюханов, как и обычные граждане, знал их только по изображениям, развешанным на тысячах стендов по всему Советскому Союзу. Среди них шествовал и Виктор Чебриков – председатель КГБ, чей портрет сохранился до наших дней в припятском дворце культуры. Делегаты вскочили с мест; разразились бурные аплодисменты. Когда шум стих, генеральный секретарь взошел на трибуну. Дрожащим от волнения голосом он объявил: «Товарищи делегаты! На съездах компартий союзных республик, краевых, областных партийных конференциях на XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза избрано пять тысяч делегатов. Прибыло на съезд 4993 делегата. Отсутствуют по уважительным причинам семь человек. Это дает нам основание начать работу съезда». Возражений ни у кого не возникло, работа съезда началась[10].
В числе первых пунктов повестки дня была минута молчания в память умерших за предыдущие пять лет. Назвали имена Брежнева, Андропова, Черненко, еще троих членов политбюро, зарубежных политиков. Почтив покойных, можно было перейти к штурму новых вершин. Доклад генсека, с перерывом на обед и прочими паузами, занял целый день. Профессиональные дикторы зачитывали его потом по радио в течение шести часов. Впрочем, Горбачеву не удалось побить рекорд Фиделя Кастро – две недели тому назад тот витийствовал на съезде компартии Кубы семь часов десять минут.
Теперь Кастро сидел в ряду почетных гостей за трибуной, внимательно слушая перевод слов Горбачева. За последние тридцать лет в Кремле едва ли хоть раз звучала настолько суровая критика советской действительности[11].
«В течение ряда лет, и не только в силу объективных факторов, но и причин прежде всего субъективного порядка, практические действия партийных и государственных органов отставали от требований времени, самой жизни, – признал генеральный секретарь. – Проблемы в развитии страны нарастали быстрее, чем решались. Инертность, застылость форм и методов управления, снижение динамизма в работе, нарастание бюрократизма – все это наносило немалый ущерб делу. В жизни общества начали проступать застойные явления». Так жестко коммунистический строй, не делая скидку и высшим руководителям, не оценивал никто из вождей после Хрущева в 1956 году. Горбачев позднее заметил, что хрущевский «секретный доклад» прозвучал 25 февраля, в последний день XX съезда, – и он на XXVII съезде выступил тоже 25 февраля. Слово «застой», сокращенный вариант «застойных явлений», стало общепринятым названием упадка советской экономики во второй половине 1970-х и в 1980-е годы.
Горбачев призывал членов партии «как можно быстрее преодолеть негативные явления в социально-экономическом развитии общества, придать ему необходимый динамизм и ускорение, в максимальной степени извлечь уроки из прошлого». Он ставил перед обществом и плановым хозяйством цель, достижимую лишь полным напряжением всех сил: до конца века (то есть за пятнадцать лет) удвоить валовой внутренний продукт путем неуклонного повышения производительности труда. Главным мотором такого стремительного движения вперед Горбачев считал научно-техническую революцию, внедрение инноваций, а также постепенную замену углеводородного топлива (угля, нефти, газа) атомной энергией. Он заявил: «В текущей пятилетке будет введено в два с половиной раза больше, чем в прошлой, мощностей атомных электростанций, а также осуществлена массовая замена устаревших агрегатов на тепловых станциях».
Брюханова эти цифры не удивили – они значились в Энергетической программе СССР, принятой задолго до съезда. Но теперь о необходимости достичь таких показателей заявили с самой высокой трибуны. Пройдет пять лет, и на очередном съезде подведут итоги, а Кремль, если понадобится, накажет виновных в невыполнении столь важного задания. Таким образом, выполнить и перевыполнить план должны будут не только четыре энергоблока теперешней ЧАЭС, но и те два, которые достроят и подключат к электрической сети еще нескоро. На левом берегу Припяти со