– Камера четыреста двадцать четыре, что у вас случилось?
Хан на мгновение замер от испуга, затем поднял глаза и увидел рядом с вентиляционным отверстием динамик, из которого и доносился голос охранника. Устройство связи находилось у койки Шуня, поэтому он приподнялся на кровати и сказал в микрофон:
– Новый заключенный недоволен нашим правосудием и не желает встать на путь исправления. Говорит, он невиновен, потому и зовет на помощь.
– Нет… Неправда! – Хан стоял слишком далеко, и его не услышали.
Ответа из динамика не последовало, но свет по-прежнему горел, что вызвало новый поток ругательств и жалоб из всех камер.
– Тихо! – снова раздался голос, теперь из коридора. Удары дубинок по дверям действовали мгновенно – заключенные тут же замолкали.
– Ну что, допрыгался? – злобно бросил Хану Шунь.
Черныш указал пальцем на Ду, лежащего на своей койке.
– А ты держи язык за зубами.
Ду не ответил, как будто разом оглох и онемел.
Шаги приближались, и вскоре в окне камеры 424 выросла фигура охранника; за его спиной маячили еще двое. Когда привезли новых заключенных, этого надзирателя в тюрьме не было. Увидев незнакомое лицо, он спросил у Хана:
– Новичок?
Тот поспешно закивал, рассчитывая на спасение. Охранник нахмурил брови.
– Это ты звал на помощь?
– Да! – Хан посмотрел на сокамерников. – Они… они надо мной издевались.
– Что ты несешь! Тебя никто и пальцем не тронул! – запротестовал Черныш под одобрительные возгласы друзей.
– Всем молчать! – Охранник обвел камеру гневным взглядом. – Ты. Говори, что случилось.
Он ткнул дубинкой в сторону Ду Минцяна. Тот насупился, все еще недовольный тем, что его разбудили.
– Откуда мне знать? Я вообще спал.
– Ты и правда спал, но потом проснулся и все видел! – ошеломленный ответом Ду, воскликнул Хан.
– Ладно, ладно, – перебил его охранник. Он оглядел Хана с головы до ног и недоверчиво спросил: – И как же над тобой издевались?
– Они… – начал было Хан и умолк. В уме он пытался подобрать слова, чтобы описать пережитое унижение.
Охранник снова нахмурился.
– Позвольте мне объяснить. – С койки поднялся раньше молчавший Пин. – Парнишка просто не согласен с приговором. Все твердил, что его подставили, и отказывался ложиться спать, даже когда свет выключили. Хэйцзы его припугнул слегка, чтобы замолк, вот и все; мы и пальцем его не трогали.
– Верно! – отозвался Черныш. – Согласен, зря я ему угрожал. Но он кричал без умолку, поносил наше правительство, уснуть не давал… Я и не сдержался.
– Неужели? – Холодный взгляд охранника снова уперся в Хана. – Значит, подставили тебя?
Хан закусил губу.
– Да, я невиновен. Меня оклеветали, – проговорил он хрипло, но уверенно.
Охранник резко хохотнул.
– То есть судья ошибся?
Он достал ключи, отпер дверь и шагнул к Хану. Тот понял, что ни к чему хорошему личное общение не приведет, и затараторил:
– Нет-нет, дело не в судье, а в той девушке…
Прежде чем он успел договорить, его тело будто вдруг онемело, а потом он рухнул на пол и забился в конвульсиях. Охранник прижимал электрическую дубинку к животу Хана.
– Тебе дали шанс стать человеком, и чем ты отплатил? – заорал он. – Думаешь, ты первый здесь такой умный? Все вы гаденыши неблагодарные! Может, тебе и жизнь не дорога?
Хан безвольно обмяк, в глазах читалось отчаяние. Однако сквозь стиснутые зубы он с усилием произнес:
– Не виновен… меня… подставили!
– Тогда надо было подать в суд апелляцию. Теперь-то кому какое дело? – проворчал охранник, больше не желая тратить время на бесполезные препирательства. Он повернулся к Пину. – Присматривай за ним.
– Не волнуйтесь! – Пин ударил себя в грудь кулаком. – Обещаю: больше в четыреста двадцать четвертой камере проблем не возникнет.
Охранник удовлетворенно кивнул и вышел за дверь.
Хан с трудом поднялся, мысленно обещая себе больше ни с кем не разговаривать. Слова здесь не приносили пользы. Охранник запер дверь и зашагал по коридору прочь. Вскоре свет погас, тюремный блок вновь погрузился во тьму. Хан добрался до своей койки, мечтая, чтобы его поглотила бесконечная ночь, и в камере раздались сдавленные рыдания. Пин со свитой, довольные собой, быстро уснули. Лишь Ду Минцян тихонько вздохнул, но даже он ничего не сказал, а просто перевернулся на бок и закрыл глаза.
Прошло какое-то время. Вероятно, наступил предрассветный час, когда темнота гуще всего, и в целом здании ничто не нарушало тишину. Шуня разбудило неотложное дело – полный мочевой пузырь. Он неохотно вылез из-под одеяла и побрел в туалет.
Сюда не мог добраться лунный свет, льющийся в окно камеры, поэтому стояла кромешная тьма. К счастью, Шунь знал это место как свои пять пальцев. Он широко зевнул и шагнул вперед. И вдруг запнулся – под ногами рядом с унитазом ничком лежал человек. Сон как рукой сняло.
– Эй, кто там? Что ты делаешь? – неуверенно пробормотал Шунь.
Его окликнул Пин:
– Ты с кем разговариваешь?
– Тут кто-то на полу. – Шунь выглянул из дверей туалета и осмотрел камеру. Нижняя койка у двери пустовала. – Думаю, наш очкарик.
Шунь вернулся к Хану и пару раз его пнул, однако тот не пошевелился. Плохо, очень плохо.
– Брат Пин, иди сюда… С ним что-то случилось!
Дождавшись Пина, Шунь склонился над неподвижным телом. С трудом ему удалось разглядеть, что по запястью Хана стекает какая-то жидкость. Он коснулся руки Хана – липкая, и запах знакомый…
– Фу, мать твою! Это кровь! – завопил он.
– И чего ты испугался? – спросил Пин с напускным равнодушием и тут же скрылся в глубине камеры.
– Что стряслось? – Черныш сел в кровати, сонно моргая.
Шань и Ду Минцян тоже проснулись.
– Да он сдох, вот что стряслось! – выпалил Шунь.
Все изумленно уставились на него.
– Спокойно, мы тут ни при чем, – сказал Пин. – Зови охрану.
Шунь взлетел на верхнюю койку и нажал кнопку на переговорной панели. Вскоре из динамика раздался треск.
– Камера четыреста двадцать четыре, ну что теперь?
– У нас труп! Тот самый новичок помер, – дрожащим голосом ответил Шунь.
Едва последнее слово сорвалось с его губ, как все лампы в здании вновь зажглись. Пин и его троица остались на месте, а вот Ду Минцян вскочил и бросился в туалет. Через мгновение он крикнул:
– Еще живой! Скорее, помогите мне!
– Живой? – Шунь судорожно вздохнул и в два прыжка добрался до Минцяна.
Ду сидел, стиснув окровавленную руку Хана чуть выше запястья. Мертвенно-бледный Хан был без сознания.
– Найди что-нибудь для перевязки, – сказал Ду.
Шунь подобрал с пола тряпку – ту, которую они использовали для кляпа. Ду порвал ткань на полоски и туго обвязал руку Хана. Кровотечение прекратилось.
Донесся лязг металлической двери, и секунду спустя в туалет вбежал охранник.
– Что тут? – Между его бровей пролегла глубокая складка.
– Самоубийство. Вскрыл себе запястье стеклом из очков. – Ду указал на осколки стекла, валявшиеся рядом. – Он опустил