Курт постоянно искал новый дешевый кайф.
– Тогда мы все были на мели, так что тратить кучу денег на кокаин и тому подобное не хотелось, – вспоминает Лукин. – Многие принимали ради кайфа сироп от кашля. Я помню парня, с которым мы вместе учились в школе, он глотал аспирин и получал от этого кайф.
В то время многие дети в Абердине употребляли кислоту, не говоря уже о мощной местной марихуане, прозванной «чудо-травой». Лукин, Джесси Рид, Курт и еще несколько торчков сидели как-то вечером и жаловались, что им надоели все эти банальные вещества. Затем Рид вспомнил все эти баночки с кремом для бритья, которые Курт притаскивал с тех пор, как они поселились в одной квартире. Баллон крема для бритья был оснащен маленькой резиновой пробкой на дне банки, куда закачивался газ-пропеллент. Ощущения от вдыхания пропеллента были похожи на ощущения от вдыхания закиси азота. С тех пор производители крема для бритья изменили конструкцию банки, чтобы исключить подобное применение.
Проблема заключалась в том, что большая часть газа улетучивается, поэтому Рид показал им, как смастерить что-то вроде кальяна. Все помчались в «7-Eleven» и накупили еще крема для бритья. Последовала легкая паника, когда они обнаружили, что газ понизил их голоса, но это было временно.
– Мы все ругали Курта, ведь он не должен был тем летом тратить весь крем для бритья на украшение кукол, – говорит Лукин. – Мы могли бы получить от него кайф!
И вот однажды зимним утром, на рассвете, Курт пришел к дому Венди.
– Мама, – позвал ее Курт слабым от страха голосом, – я потерял руку. Я сжег руку, и она просто исчезла.
Он разрыдался. Курт готовил картошку фри, свою обычную еду, и сильно обжег руку о горячий жир.
– Это было ужасно, – говорит Венди. – Рука сильно обгорела – это была самая отвратительная вещь, которую я когда-либо видела, и мне приходилось перевязывать ожог дважды в день и менять повязки… это было ужасно.
Курт поехал в больницу, врач перевязал его ожог и сказал, что он больше никогда не будет играть на гитаре. Но потом Венди отвела его к специалисту, с которым познакомилась в колледже Грейс-Харбор, где проходила программу подготовки медсестер. Сейчас шрама совершенно не видно.
Во время лечения Курт сидел дома и пытался играть на гитаре. Не работая и не имея никаких доходов, он был вынужден в течение нескольких месяцев питаться одним рисом. Время от времени он разорялся на замороженный солсберийский стейк.
– Я умирал с голоду, живя в этом свинарнике, – говорит Курт, – без возможности играть на гитаре, в постоянном страхе, что хозяйка будет звонить каждый день и напоминать, что я должен ей деньги. И это лишь малая часть.
Он не знал, где будет жить в ближайшем будущем.
Курт очень хотел создать группу с Кристом, но Криста, похоже, не заинтересовала эта затея.
– Я всегда давал ему понять, что хочу играть с кем-то в группе, – говорит Курт, – но Крист не хотел этого.
Курт даже одолжил Кристу свой усилитель на полторы недели, пытаясь подмазать его. Но он не принял предложение Курта и даже заставил его прийти к нему домой, чтобы тот забрал свой усилитель.
– Он очень хорошо звучал, – говорит Крист, – но я решил вернуть его Курту.
Курт время от времени подсовывал Кристу копию записи Fecal Matter, пытаясь намекнуть, но Крист так и не сказал о ней ни слова.
Через год после записи демо и через три года после их первой встречи Крист сказал Курту: «Я наконец-то прослушал запись, которую ты сделал. Она очень хорошая. Мы должны создать группу».
У Курта была гитара и усилитель Peavey. Раньше у Криста был усилитель, но ему пришлось отдать его Мэтту Лукину в обмен на то, что тот вызволил его из тюрьмы после драки с каким-то быдлом на парковке абердинского «7-Eleven». Для записи они использовали еще один гитарный усилитель и дешевый микрофон с диафрагмой, которая была приклеена изолентой. Это была развалюха, но она работала. Над салоном красоты миссис Новоселич было пустое помещение, и они играли там часами: Крист на басу, Курт на гитаре и парень по имени Боб Макфадден, которого Крист запомнил как «какого-то качка», у которого случайно оказалась ударная установка.
К сожалению, вскоре это место превратилось в притон, как и репетиционная база The Melvins, и Кристу в конце концов пришлось повесить табличку с надписью: «Это не ночлежка. Валите отсюда, нам нужно репетировать».
Андеграундная сцена Абердина была настолько мала, что вокруг репетиционной базы болтались даже фанаты The Cure с модными начесами и в готической одежде. Крист и Шелли называли их клубом «Стрижка 100»[33].
– Мы не были близки с ними, потому что их в основном волновала мода, – говорит Шелли. – Мы же хотели только поиграть.
Группа немного поработала над материалом, но по какой-то причине проект развалился примерно через месяц, и все трое пошли разными путями. Крист и Шелли отправились в Аризону искать работу.
Курту не нравились ребята, зависавшие в хижине. Как правило, это были несовершеннолетние пьяницы, для которых дом был лишь местом, где можно напиться. Работа Лукина в качестве столяра-краснодеревщика была далеко не постоянной, поэтому чаще всего он и его собутыльники не ложились спать до самого утра, а Курту приходилось рано вставать, чтобы идти на работу в отель. Через пять месяцев Лукин понял, что ему пора съезжать.
Дилан Карлсон упомянул, что он безработный, и Курт рассказал ему о замечательной работе, которую они могли бы получить, – работе укладчиками ковров в отеле Оушен-Шорс. Карлсон собирался занять комнату Лукина в лачуге, но пробыл там всего две недели, потому что с работой по укладке ковров так и не сложилось. Однажды рано утром они отправились в Оушен-Шорс и обнаружили, что босс был настолько пьян, что не мог подняться с пола, чтобы отпереть дверь. Когда они приехали во второй раз, дверь была не заперта, но босс отключился прямо перед ней, преграждая путь.
Карлсон сдался, но Курт попробовал и в третий раз. Он попал внутрь, но босс ушел в бар и напился до бесчувствия. Они так и не смогли заполучить ту хваленую работу укладчиков ковров.
Курт все чаще и чаще ездил с The Melvins в Олимпию, город примерно в пятидесяти милях к востоку от Абердина. Олимпия, столица штата, служит домом Колледжу вечнозеленого штата, пристанищем для элиты и всевозможных неудачников и рассадником предприимчивой независимой музыки. Курт ездил туда почти каждый уик-энд, чтобы посмотреть на группы. Олимпия была маленьким городком, но у нее были связи с национальной инди-сценой, которые поддерживались за счет радиостанции Колледжа