– Я возражаю против выдвинутых обвинений.
Его адвокаты обменялись недоуменными взглядами. Может, Чжан имел в виду, что не согласен с формулировкой обвинения? Их подзащитный вел себя странно.
– Продолжайте, пожалуйста, – ответил судья.
Чжан Чао опустил голову, его губы растянулись в едва различимой улыбке. Он потер лоб, затем поднял глаза и повернулся к зрителям:
– Хотя сейчас я, безусловно, очень напуган, главное мое чувство – смятение. Не понимаю, почему вынужден предстать перед судом, поскольку я никогда никого не убивал.
В зале будто загудел огромный улей, повсюду раздавались удивленные возгласы. Судья безуспешно стучал молотком по столу, призывая к порядку.
– То есть вы считаете себя невиновным? – обескураженно спросил прокурор.
Профессор Шэнь был ошеломлен не меньше.
– Чжан Чао, что вы делаете?
Его клиент не мог не понимать, что улики против него неопровержимы и отказываться от признания вины уже поздно. Кроме того, он внес сумятицу в план защиты, который продумали Шэнь и адвокат Ли.
– Простите меня, – прошептал Чжан своему наставнику, – но я должен сказать кое-что прямо сейчас, иначе будет слишком поздно.
Он снова повернулся к залу, глянул на репортеров и юристов и громко отчеканил:
– Повторяю: я никогда никого не убивал! Вскрытие показало, что Цзян Ян умер первого марта между восемью и двенадцатью часами ночи. А я в тот день улетел в Пекин и только второго марта вернулся в Цзянчжоу. Я попросту не мог совершить убийство! У меня есть билеты на самолет, записи камер в аэропорту, посадочные талоны и квитанция из отеля. Кроме того, в Пекине я встречался с двумя своими клиентами. С одним из них мы ужинали, а с другим допоздна сидели в баре. В течение дня я оставался один лишь на пару часов. Очевидно, что за это время я не мог приехать в Цзянчжоу, убить Цзяна и вернуться в Пекин. Значит, никого и не убивал! Признание вины я подписал под давлением. Теперь заявляю о своей невиновности. Я верю в справедливость закона и прошу возобновить расследование!
Чжан стоял, обводя всех взглядом и наслаждаясь общим замешательством. Спустя минуту потрясенного молчания зал погрузился в хаос.
* * *После выхода новостей о судебном заседании в интернете бушевал ураган. В одно мгновение вина Чжана Чао перестала быть очевидной. Он представил убедительные доказательства своего алиби, и суду не оставалось ничего другого, кроме как отложить заседание.
В новостях цитировали слова Чжана о том, что он признался в убийстве под давлением. Люди по всей стране задавались вопросом: действительно ли полицейские принудили Чжана оболгать самого себя?
Делом заинтересовались видные юристы и Всекитайское собрание народных представителей[2]. Все требовали тщательного расследования в отношении причастных к делу полицейских.
Руководство прокуратуры сочло заявление Чжана абсурдным и возмутительным. Тем не менее скандал лег позорным пятном на репутацию местных следователей, и теперь сотрудников, отвечавших за это дело, ждали допросы и проверки.
– Как вы могли не знать, что Чжан Чао был в Пекине? Почему не проверили брони гостиниц и авиабилетов на его имя? – вопрошал один из городских чиновников.
Слыша столь несправедливые претензии, заместитель начальника поджимал губы. Начни Чжан отрицать вину, его, разумеется, попросили бы предоставить алиби. Однако он сразу и безоговорочно признался в убийстве, а потом ждал суда, чтобы отказаться от своих слов. Когда обнаружилась видеозапись, на которой автомобиль Чжана подъезжает к дому жертвы в семь часов вечера, полицейские, естественно, сделали самый очевидный вывод: за рулем сидел владелец машины. Ведь Чжан не упомянул и о том, что одолжил автомобиль своему другу Цзяну.
Тем не менее от властей ждали действий. Департамент общественной безопасности, городское Бюро общественной безопасности и прокуратура сформировали следственный комитет, который возглавил капитан Чжао Теминь, глава отдела уголовных расследований в Цзянчжоу. В состав комитета отобрали самых талантливых сотрудников. Предполагалось, что они начнут дело с нуля и займутся допросами полицейских.
Глава 4
– Значит, вы задушили его веревкой. Вы стояли спереди или сзади?
– Погодите, дайте подумать. Все случилось быстро, я плохо помню. Кажется, я был… я стоял сзади, – неуверенно проговорил Чжан Чао.
Двое следователей переглянулись, затем один сказал:
– Подумайте хорошенько.
– А, тогда… наверное, я стоял перед ним. – Чжан явно нервничал, он весь сжался от страха.
– Куда вы дели веревку?
– Выбросил? Кинул в мусорное ведро? Нет, не так. Я тогда перепугался – все-таки человека убил, – поэтому первым делом выпил. Похмелье еще не прошло, мысли путаются… Не могу вспомнить подробности. Как я мог… задушить друга? Я ведь… я… не хотел его убивать.
Полицейские молчали.
Представитель следственного комитета, служивший в прокуратуре города, остановил видео и многозначительно посмотрел на полицейского, сидящего напротив.
– Как видите, записи подтверждают, что Чжана подталкивали к признательным показаниям.
Полицейские чувствовали себя не в своей тарелке. Словно провинившиеся студенты, взирали они на сотрудников городских ведомств, за которыми было и численное, и стратегическое преимущество. Руководитель новоиспеченной оперативной группы Чжао Теминь откашлялся.
– Вы не согласны?
Полицейский, возглавлявший расследование по делу Чжана, выдержал паузу и решился возразить:
– Я думаю… Я думаю, это не считается принуждением к даче показаний. Обычный допрос.
– Не считается? – фыркнул прокурор. Он сверился с бумагами, которые держал в руке. – Когда вы спросили Чжана, с какой стороны от жертвы он стоял, тот начал угадывать. В ответ на неверное предположение вы попросили его подумать хорошенько. По-вашему, это не считается намеком? Чжан утверждал, что не помнит ни чем совершил убийство, ни во сколько. Откуда же в его показаниях взялись точные факты? Предположу, что вы отвезли его на место преступления и вынудили описать всё в соответствии с найденными уликами. Я прав?
Следователь не нашелся с ответом. Когда Чжана схватили в метро, тот тут же признался в убийстве, однако подробностей не помнил. Ничего странного: из-за волнения и страха подозреваемые частенько забывают детали произошедшего. Чжан в ту ночь еще и выпил изрядно, так что его путаные показания никого не насторожили. Затем он согласился со всеми выводами, которые сделали следователи после сбора улик, и давить на подследственного в любом случае не было нужды.
Во время допросов Чжан не высказывал никаких претензий. Когда он силился что-либо вспомнить, полицейские без всяких задних мыслей наводили его на правильный ответ – тот, который хотели получить, который не противоречил вещественным доказательствам. Кто мог знать, что Чжан морочит всем головы? Он разыграл настоящий спектакль, заставляя давать ему подсказки, а во время суда прикинулся невинной овечкой. Теперь же все выглядит так, будто признания получены под принуждением.
Сейчас оставалось лишь гадать, случайно ли Чжан втянул их в свою игру или следовал заранее продуманному плану.
Прокурор сверлил взглядом молчаливых оппонентов.
– Может, вы добились признания с помощью пыток? – посерьезнев, спросил он.
– Никак нет! Нет! – вскричал главный следователь.
Остальные как по команде отчаянно закивали в знак согласия. Чжан был столь сговорчив, что в применении силы не имелось никакого смысла. В следственном изоляторе ему отвели отдельную