Удивительно, но я не осталась на празднование своей очередной победы, не стала напиваться до беспамятства. И вовсе не из-за того, что завтра надо было в школу — с оценками у меня никогда проблем не было — а скорее из-за едкого осадка на душе, который стал ещё больше после разговора с Ричелл, словно кто-то наваривал из моих чувств ядовитое зелье для наивных людей. Взять и убить их всех.
Ха-ха, забавно.
— Сейчас деньги мало кому нужны, как бы дико это не звучало, — весело сказал Ченс, прыгающим шагом идя чуть впереди меня. — Такая херня сейчас творится в мире, что экономить на будущее не особо-то хочется. Хрен его знает, будет ли это будущее вообще.
— Ты о пожарах? — мне не хотелось в очередной раз говорить на эту тему за этот очень длинный день, но надо было выяснять подробности, чтобы попытаться спасти себя и… Джозефа.
— Да, и о болезни тоже, — улыбнулся юноша, совершенно не задумываясь над своими словами. — Знаешь, говорят, что сейчас люди горят чуть ли не как Человек-факел из «Фантастической четвёрки».
— Или ты просто насмотрелся опять фильмов, — не поверив ему, мрачно сказала я и сделала ещё несколько глотков вина.
Уже слегка пошатывало, а в голове закружилось: так и казалось всё странным, особенно этот унылый снег и чёрные, как дёготь людских мыслей, участки неба, виднеющиеся между толстыми облаками, из которых даже в глубокий вечер падали снежинки. Собственно, как и всегда. Ничего нового для Колдстрейна. Ничего нового в этой никчёмной, совершенно бессмысленной жизни. Так и зачем так отчаянно цепляться за неё? Страшно не умереть — страшно знать, как будут страдать от этого те, кто тебя любит.
Вот поэтому человек так и боялся умереть.
— Ну, и это тоже, — не стал отрицать Ченс, ухмыльнувшись. — Но от Ричи и не такого наберёшься. Она пока не вышла с тобой на ринг, постоянно разговаривала со мной на эту тему. Типа говорила, что сама заразилась этой некой «болезнью».
Я вспомнила её абсолютное безразличие ко всему, это чистой воды равнодушие. Глядя тогда на неё, так и хотелось сказать, что если бы у эмоций были цвета, то они стали бы серыми. Блеклыми. Нечёткими. Не невидимыми, но выцветшими.
Как наш грёбаный мир.
— И ты в это веришь? — я заторможено глядела в его красную шапку, пытаясь сохранить трезвость.
— Чисто по приколу верю, надо же как-то разнообразить свою жизнь, — совершенно ни к чему рассмеялся Ченс, чем напомнил мне Филис. А воспоминание о ней и о том, как я ей сегодня нагрубила, отозвалось в груди острой болью. — Я бы хотел стать Человеком-факелом! Хотя летать вряд ли смогу, но вот огнём было бы круто управлять! А ты сама в это веришь?
— Не знаю, — честно призналась я.
Болела голова — то ли от алкоголя, то ли от непонимания происходящего. А скорее от того и другого. Представляю, как сейчас выглядела: на сухие длинные волосы падал снег, под тёмно-зелёными глазами синяки от недосыпа, нос с горбинкой и кольцом в левом крыле весь в засохшей крови, потому что я не вытерла её; на тёмном фоне одежды бледная кожа казалась почти белой, из-за чего терялись на сильном, немного широкоплечем теле многочисленные шрамы, в том числе и тот, что тянулся на правой щеке; красноватые сухие губы совсем потрескались, уши, на одном из которых не хватало мочки, покраснели от холода, который я наконец-то ощутила в полной мере. Да, было до оледенения холодно, как бы жутко это ни звучало, всё металлическое жгло из-за того, что было холодным, в том числе и мой двойной пирсинг через правую бровь.
Красавица? Разве что в чьём-то кошмаре.
— Вот и я не знаю, во что верить, а во что нет, — добродушно пожал плечами Ченс. — Так или иначе, надо быть осторожным, хотя в этом сейчас нет особого смысла. Всё равно умирать.
— Даже из твоих уст это звучит слишком пессимистично, — нервно усмехнулась я.
— От тебя набрался.
Он вновь рассмеялся, хотя ничего смешного абсолютно не было, и, пихнув меня в бок локтём, достал пачку сигарет, чтобы уже через секунду закурить.
— Ты раньше не курил, — с подозрением заметила я.
— А ещё не так часто пил алкоголь, — добавил Ченс, кивнув подбородком на мою полупустую бутылку вина. — Сегодня я изрядно выпил.
— Но у тебя же не так много денег на сигареты и тем более алкоголь, — я ещё больше насторожилась от его слов.
Почему вот уже второй человек за этот вечер оказался совершенно не тем, каким я себе его представляла? Сколько бы я ни знала Ченса, он никогда близко не подходил ни к чему тому, что могло бы разрушить организм — он слишком сильно хотел накачаться, стать очень сильным и сохранить здоровье. Но сейчас он так ловко курил, словно делал это не первый год, и вполне крепко держался на ногах, почти ничем не выдавая свою нетрезвость.
Нет, я не волновалась за него. Скорее мне было просто интересно узнать причину его саморазрушения.
— Да вот отца повысили в должности, так что теперь он больше зарабатывает, — Ченс с каким-то возбуждением сложил губы в дудочку и назло выпустил дым прямо мне в лицо.
— Ага, и прям-таки ничего не случилось, — поморщившись от едкого запаха, фыркнула я.
— Ну, смерть матери не такая уж и потеря, — улыбнулся он.
На мгновение я замерла.
— Что?
— А что в этом такого? — невинно сказал Ченс, точно говорил о какой-то ерунде. — Не вижу смысла горевать по этому поводу, потому что мама была не первой, кого я потерял. Не первой и далеко не последней. Так что давай, не умирай.
И прежде, чем я успела бы хоть что-нибудь сказать, он быстро ушёл, точно не желал слышать моих слов, что могли его ещё сильнее ранить. Ведь его глаза были полны печали.
V: А счастье таится где-то рядом
Жить надо сегодняшним днём. Здесь и сейчас. Уже через минуту можно упустить счастливый случай, который только что подвернулся. И всё. Больше он никогда не повторится. Так что живи и не бойся совершать ошибки. Мы прощаем ошибки другим, так давайте прощать их и себе.
Олег Рой
— Знаете, в чём самая главная странность мира? В том, что он существует. Да, это не кажется таким странным, когда мы живём изо дня в день и занимаемся всякой бесполезной рутиной. Однако сами подумайте, нет, тщательно вдумайтесь в следующие слова: мира могло бы и не существовать. Вот так легко и просто. Пух! — и ничего нет. Учёные до сих пор бьются над тем, что могло быть до Большого взрыва и было ли вообще что-то. Это вообще непостижимо для человеческого разума представить,