Через три дня мы сделали привал у колодца и целые сутки ждали вербовщиков из Барам-Телля. Они привели парней из Бен-Амид, наших родственников, Бен-Амид берут иногда у нас жен, но им не угодишь. Про людей из Барам-Телля говорят: эти искали козу о восьми сосках.
Дальше мы пошли все вместе. И тогда уже на седьмой день увидели вдали светлые, чуть желтоватые стены столицы с зубцами и башнями.
Это было вечером, и нас спросили, не хотим ли мы идти ночью, чтобы оказаться у ворот на рассвете. Ведь если мы придем утром, нас сразу внесут в списки, и мы получим вечернюю кашу, а если придем вечером — то в списки попадем утром, и утренней каши не получим, придется голодать до заката, а вербовщики нас в столице кормить уже не обязаны.
Мы пошли — и видели диво: во мраке над столицей стояло светящееся облако, и оно понемногу гасло. Перед рассветом мы спустились в ложбину, впереди встали высокие стены, и облако пропало.
Город был велик и внушал трепет. Перед ним был глубокий ров с водой, а за рвом — три ряда высоких и толстых стен со множеством башен, стен — одна выше другой, красивых, блестящих, и чем ближе мы подходили, тем яснее видели выложенные на стенах из разноцветных кирпичей фигуры животных и воинов.
Равнина перед городом была плоская, и мы шли долго, мимо пальмовых рощ и садов, и по левую руку увидели за деревьями белые стены. Нам сказали, что это летний дворец царя на берегу реки, и обещали, что реку мы тоже увидим и она нам еще надоест. Город всё рос и рос перед нами, и стены, что издали не казались чересчур высокими, вблизи нас даже испугали. Мы никогда не видели таких больших камней и даже не представляли, как их двигать.
Наконец дорога вошла в настоящее ущелье между двумя стенами и стала подниматься в гору. Нам сказали, что справа за стеной — северный дворец царя, а слева на стене помещения для городских стражников, которые охраняют ворота и подступы к дворцу.
Из стен торчали белые башни, а между ними были выложены цветными плитками картины, внушающие простому парню страх: по голубому полю гордо шли огромные свирепые львы, белые и золотые. И дорога была узкой, так что мы шли между рядами львов и невольно ежились. Потом дорога немного расступилась, и мы оказались на небольшой площади перед синими, как небо в жаркий полдень, городскими воротами, посвященными богине Асторет. Это были две здоровенные башни с аркой посередине, и они были украшены идущими по синему полю быками и драконами, тоже белыми и золотыми.
Стены по обе стороны ворот были такой ширины, как весь наш Субат-Телль! Нам сказали, что наверху по такой стене могут проехать в ряд четыре царские колесницы. На площади собралась толпа, стражники пропускали понемногу, и нам пришлось ждать. Гамид, самый языкастый, конечно же, полез к людям с расспросами, и ему объяснили — камни для стен передвигали на катках. То есть клали на землю круглые древесные стволы, ставили на них камни, и камни катились куда надо.
— Неужели тут столько деревьев? — удивились мы и всех насмешили.
За воротами был ров, который мы перешли по широкому мосту, и еще одна стена, пониже. Мы вошли в следующие ворота и оказались в городе. Он был так велик и шумен, что мы прижались друг к другу и встали, как испуганные бараны, не имеющие предводителя-козла. Потом нас успокоили, и мы прошли всю столицу насквозь, и вышли из ворот с другой стороны.
Нас удивило пространство между домами, широкое, длинное и ровное, выложенное плитами, белыми в середине и розовыми по бокам, и вербовщики объяснили: это дорога шествий, и таких дорог много, и они разделяют кварталы, а в каждом квартале уже другие улицы, узкие и кривые, проложенные так, как удобно хозяевам. А та, по которой мы шли от ворот примерно до середины города, вымощена огромными каменными плитами, и по бокам ее — стены, на которых нарисованы львы, и она проходит мимо главного царского дворца. Его белые стены остались по правую руку. А если бы мы прошли по ней дальше, то увидели бы храм самого Мардука. Но мы видели другие храмы, большие и маленькие, посвященные богам, и вербовщики обещали, что по вечерам мы сможем туда приходить, а было их, если вербовщики не врут, около полусотни.
Пока мы шли, вербовщики уговаривали нас не бояться, но мы всё равно чуть не бросились бежать, когда увидели Нашу Башню.
Ее трудно описать, но я постараюсь.
Во-первых, она вся состояла из больших окон. Мы впервые увидели окна, которые располагались рядами. В Субат-Телле каждый дом имел два помещения, каждое помещение — одно окно, как четыре составленные ладони, и была еще дыра в потолке для дыма от очага.
Во-вторых, она была разноцветная, как большой свадебный ковер.
В-третьих, она была такой высоты, что мы задрали головы, чтобы увидеть последний ярус, и чуть не опрокинулись.
В-четвертых, она имела основание — такое, что там поместятся пять селений Субат-Телль, и чтобы пересечь это основание, хорошему ходоку нужно летнюю четверть деления больших часов.
Часы нам показали потом и научили ими пользоваться. Правда, мы не сразу поняли, что такое время, а зачем его измерять — и сейчас еще толком не знаем, нам достаточно того, что есть восход Солнца и закат Солнца, восход Луны и закат Луны, а когда начинать и кончать работу — скажут надсмотрщик и собственное брюхо.
Так вот, Наша Башня была в основании огромна, а кверху сужалась. За сотню шагов от ее подножия начиналась дорога, полого ведущая вверх, такой ширины, что две повозки могли разъехаться. Эта дорога, немного поднявшись, превращалась в темную нору, которая, загибаясь, изнутри охватывала всю башню и возвращалась к тому месту, где началась, только локтей на восемь выше, и вновь делала круг, и вновь. К тому дню, как мы пришли, кругов было сорок два, но вскоре их стало сорок три.
Снаружи даже невозможно было понять, что внутри такая нора. Снаружи были окна и балконы, некоторые даже с цветами и вывешенными коврами. На балконах сидели богатые женщины, ели фрукты и бросали очистки вниз. О таких женщинах мы и мечтать не могли. А еще