«Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана <…>. Родина его Бриксия, родина в той нашей Италии, которая до сих пор удерживает и сохраняет многое от порядочности (verecundia) и простоты деревенского старого уклада жизни. Отец его, Минуций Макрин, человек среди сословия всадников видный; подняться выше он не захотел <…>. Серрана Прокула из Патавия, его бабушка с материнской стороны <…>, образец строгой нравственности. Публий Ацилий доводится ему дядей по матери. Это человек почти единственный по своей основательности, благоразумию, честности. Коротко говоря, во всей семье не найдется ничего, что не пришлось бы тебе по душе в своей собственной. Сам Ацилиан очень энергичен и деятелен и в то же время чрезвычайно скромен (verecundiam habet). Он с честью прошел квестуру, трибунат и претуру; ты избавлен от необходимости хлопотать за него. У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора (senatorius decor). По-моему, никак не следует считать это мелочью; это как бы награда девушкам за их целомудрие (castitas). Не знаю, добавлять ли, что отец его очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то представляется мне, не следует обойти и этот пункт, тем более, что, думая о потомстве, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет»[145].
Рассмотрим изложенные резоны. Прежде всего, Миниций Ацилиан — италиец, что для италийцев хороший знак, особенно с точки зрения строгости нравов. Чувствуется затаенное предубеждение против провинциалов. Далее, отец молодого человека — один из виднейших в сословии всадников: отказавшись по моральным причинам принять сенаторский ранг, предоставленный ему Веспасианом, он если не юридически, то социально преодолел границу между всадническим сословием и сенаторским классом, и сын его был принят в сенат, поскольку уже прошел несколько ступеней cursus honorum. В самом деле, Миниций Ацилиан уже достиг преторского ранга, что избавляет Юния Маврика от обязанности хлопотать за него при поступлении на низшие должности.
Здесь время вспомнить, о чем, по словам Тацита, думал его тесть Агрикола, когда решил жениться на Домиции Децидиане[146], говорит Тацит. Сын нового человека (homo novus), Агрикола приехал в Рим, желая начать сенаторскую карьеру, и взял жену из знатной семьи, чтобы — как прямо говорит нам Тацит, — этот брак принес ему «как почет, так и поддержку влиятельных лиц»[147]. Миниций Ацилиан — тоже homo novus: отец-всадник был не в состоянии помочь сыну сделать сенаторскую карьеру. Поэтому кандидатуру молодого человека должен был продвигать отец невесты — вернее, в данном случае дядя, поскольку ее отца казнил по политическим причинам Домициан. О возрасте Миниция ничего не сказано, но он был явно гораздо старше предполагаемой невесты: преторами становились в возрасте не менее двадцати девяти лет. Наконец, жених достаточно состоятелен. Ювенал тоже особо указывал, что женихи обычно имели (и должны были иметь, чтобы не допускать мезальянса) состояние, сравнимое с невестами: «Разве здесь нравится зять, если он победнее невесты, с меньшим приданым?»[148] Большее же богатство может быть лишним козырем: Цезарь был помолвлен с Коссуцией — девицей «из всаднического, но очень богатого семейства»[149]. Многие неравные в сословном отношении браки, несомненно, объясняются таким же образом, но источники редко говорят нам об этом.
Итак, все сходилось: Миниций Ацилиан был блестящей партией[150]. Конечно, здесь перед нами сенаторская, особенно эндогамная среда. Mutatis mutandis, и в других социальных слоях, очевидно, применялись критерии того же типа, но не столь строгие. Вспомним, что закон никогда не запрещал браков между свободными людьми: только сенаторскому сословию возбранялись союзы с вольноотпущенниками, актерами и проститутками. Этот запрет соблюдался, что можно вывести из просопографических исследований, на основании эпиграфичеких данных, позволяющих реконструировать послужные списки или жизнь представителей тех или иных семейств. Оно и неудивительно: женятся только на тех, с кем встречаются, а сановный человек в частной жизни не встречал вольноотпущенников[151]. Что касается «стратегических» фамильных союзов, мы говорили о них в связи с социальной мобильностью.
Идеальная невеста и образцовая супруга
Что же ценилось в невесте? В письме Плиния она видна лишь в отраженном свете: у нее те же достоинства — высокое положение и богатство; разумеется, не идет речь о карьере и должности, зато говорится о castitas (целомудрие, скромность) и pudicitia (стыдливость) — достоинствах идеальной римской матроны в литературе и эпиграфике, в том числе и публичной[152]. Эти термины означают далеко не только сдержанность и достоинство: они служат определением женщины, сохранившей физическую чистоту, девичью скромность и супружескую верность.
Что касается более приятных качеств, обратимся к поэту Стацию[153]:
Это не конкретный случай, а идеальный образец, но в нем с ценными практическими и политическими качествами сведены воедино и абстрактные. Отметим первое из перечисленных, ибо оно весьма любопытно: docta. Оно упоминается не часто, но здесь перед нами мир литераторов: ведь Стаций обращается к Лукану.
Может быть, лучше всего об идеале невесты нам расскажет описание образцовой супруги? Вспомним еще раз надгробную похвалу той неизвестной матроне, которая спасла своего мужа[154]: «Твои достоинства хозяйки, твоя целомудренная добродетель (pudicitia), твоя покладистость, твоя любезность, твой добрый нрав твое усердие в пряденье и ткачестве (lanificium)[155], твое лишенное суеверия благочестие, скромность твоего убора, простота твоих платьев — к чему о них напоминать? К чему говорить о твоей ласке к домашним, о твоей привязанности к семейству <…>, когда на деле ты имела и все прочие неисчислимые добродетели, которые есть у всякой матроны, пекущейся о доброй славе?» В Майнце воин Квиеций Секунд на памятнике в честь своей супруги Секундинии Паулы[156] называет ее несравненной и весьма благочестивой супругой; она, говорится далее, была во всем послушной мужу (marito obsequentissima).
Еще один вопрос, которого мы уже касались в связи с юридической стороной дела, — вопрос о возрасте, особенно девицы. В низших слоях общества, случалось, выдавали замуж и неполовозрелых девочек, но, как показывают новейшие исследования, средний возраст приходился на отрезок от тринадцати до шестнадцати лет, а иногда