– Я… ах… ну, сэр, этот ребенок… все произошло так неожиданно.
– Я понимаю, Фредерик. Дети часто бывают неожиданны. У вас какая-то серьезная размолвка с моей дочерью, о которой мне следует знать?
– Нет, вовсе нет. Она чудесная девушка. Я… я… ах… просто требуется немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что ты женат.
– И я полагаю, вам следует приняться за дело. – Томпсон многозначительно посмотрел на Фредди, который подозревал, что об этом зайдет речь.
– Да-да, конечно. Я думал, что я займусь этим после рождения ребенка.
– Теперь вы сможете заняться этим немного раньше, не так ли?
– Конечно, сэр.
Эдвард Томпсон встал с обескураживающе почтительным видом по сравнению с довольно растрепанным Фредди:
– Я уверен, что вы навестите Сару как можно скорее, завтра утром, не так ли, Фредерик?
– Безусловно, сэр. – Он проводил его до дверей, отчаявшись дождаться его ухода.
– Я заеду за Викторией в больницу в десять часов. Уверен, что увижу вас там.
– Безусловно, сэр.
– Очень хорошо, Фредерик. – Эдвард последний раз оглянулся в дверях. – Мы действительно поняли друг друга? – Было сказано очень мало, но они поняли друг друга.
– Думаю, что так, сэр.
– Спасибо, Фредерик. Спокойной ночи. До завтра.
Закрыв за тестем дверь, Фредди с облегчением вздохнул. Он налил себе еще виски, думая о том, что случилось с Сарой и ребенком. Ему было интересно, что значит – потерять ребенка, но не хотелось задавать себе слишком много вопросов. Фредди очень мало знал о подобных вещах и не имел желания расширять свое образование. Ему было жаль Сару, и он был уверен, что для нее это должно быть ужасно, но ему казалось странным, как мало чувств он испытывал по отношению к ребенку, к жене, к происшедшему. Он думал, что будет так забавно быть женатым на ней, все время вечеринки, каждый уходит, когда хочет. Он совсем не ожидал, что будет чувствовать себя закованным в кандалы, таким утомленным, угнетенным, стесненным. В супружестве не было ничего, что бы ему нравилось, даже Сара. Она была красивая девушка и могла бы стать чудесной женой для кого-нибудь другого. Она прекрасно содержала дом, хорошо готовила, умела развлечь гостей, была умна, и с ней было приятно. Сначала она даже волновала его физически. Но теперь ему было просто невыносимо о ней думать. Меньше всего он хотел быть женатым. И он испытал такое облегчение, что она потеряла ребенка. Это было бы подобно тому, чтобы покрывать глазурью уже отравленный пирог.
На следующее утро он появился в больнице еще до десяти часов, исполненный сознания собственного долга, так что мистер Томпсон смог увидеть его, когда в десять часов приехал за своей женой. Фредди, одетый в черный костюм и в черном галстуке, выглядел мрачным, по правде говоря, он просто был с похмелья. Он купил Саре цветы, но, кажется, ей было все равно, она лежала в постели, пристально глядя в окно. Когда он вошел, она держала свою мать за руку, и на мгновение он почувствовал к ней жалость. Она повернула голову, взглянула на него, не говоря ни слова, и по ее щекам покатились слезы, а ее мать тихо вышла из комнаты, сжав руку Сары и нежно коснувшись ее плеча.
– Мне жаль, Фредди, – тихо произнесла она, когда мать вышла, но она была мудрее, чем он думал о ней, и сразу с первого взгляда по его лицу она поняла, что он не сожалел о случившемся.
– Ты сердишься на меня? – спросила Сара сквозь слезы. Она не сделала попытки подняться, оставаясь лежать, как лежала. Ее длинные черные волосы спутались, а лицо было такого же цвета, как простыни, губы были почти синими. Она потеряла много крови и слишком ослабла, чтобы сидеть. И теперь она старалась отвернуться от него, а у него не возникало ни единой мысли, что бы сказать ей.
– Конечно, нет. Почему я должен сердиться на тебя? – Он подвинулся немного поближе к ней и коснулся ее щеки, чтобы она снова на него посмотрела, но в ее глазах была такая боль, что он едва мог вынести ее взгляд. Он не мог придумать, как себя вести, и она понимала это.
– Это моя вина… Я передвигала в тот вечер этот дурацкий комод в нашей спальне, и… доктор говорит, что такие вещи случаются, надо иметь это в виду.
– Посмотрим… – Он переминался с ноги на ногу и видел, как она сложила руки, затем снова развела их, но даже не коснулся ее.
– Увидим… может быть, это и к лучшему. Мне двадцать четыре, тебе двадцать, мы не готовы иметь ребенка.
Она долго молчала, а затем посмотрела на него так, словно увидела в первый раз.
– Ты рад, что мы его потеряли, правда? – Ее взгляд причинял ему беспокойство, почти вызывая боль.
– Я не сказал этого.
– Тебе не нужно говорить. Тебе не жаль, верно?
– Мне жаль тебя.
Это была правда. Она действительно выглядела ужасно.
– Ты никогда не хотел этого ребенка.
– Да, я не хотел. – Он был честен с ней, он чувствовал, что не имеет права ей лгать.
– И я тоже, спасибо тебе, возможно, поэтому я и потеряла его.
Он не знал, что ей сказать, а через мгновение вошел ее отец вместе с Джейн, а миссис Томпсон была занята чем-то с медсестрой, Сара должна была еще несколько дней провести в больнице, а затем собиралась домой к своим родителям. А когда она окрепнет, она должна вернуться в их квартиру к Фредди.
– Ты, конечно, можешь пожить с нами, – приветливо улыбнулась ему Виктория Томпсон, но она решительно была против возвращения Сары с ним домой. Она хотела присмотреть за дочерью, а Фредди, очевидно, испытал облегчение, что ему не придется ухаживать за женой.
На следующий день он прислал ей в больницу красные розы, и еще раз навестил ее, и навещал каждый день, пока она жила у своих родителей.
Больше он ни разу не упомянул о ребенке. Но он делал все, что в его силах, чтобы поддержать разговор. Он был удивлен тем, как неловко он себя чувствовал с ней. Словно за одну ночь они стали чужими. Правда была в том, что чужими они были всегда. Просто теперь труднее скрыть это. Он не сочувствовал ее горю. Он просто приходил навестить ее, потому что понимал, что это его долг. И еще он знал, что ее отец убьет его, если он этого не сделает.
Он приходил в дом к Томпсонам каждый день в полдень и проводил с Сарой