Тиффани гордилась Биллом. Он был значительным лицом. Даже более значительным, чем ее отец. Или брат. А брат, черт возьми, работал не меньше Билла. Так говорила Глория. Брат был одним из юристов фирмы «Уиллер, Споулдинг и Форбс», принадлежавшей к старейшим на; Уоллстрит. Но самым важным учреждением Уолл-стрит была фондовая биржа «Буллок и Бенджамин». Это придавало значительности и самой Тиффани. Миссис Уильям Паттерсон Бенджамин IV. И она не возражала против того, чтобы оставаться одной во время отпускного сезона. На Рождество она возила детей в Швейцарию, в феврале – на Палм-Бич, на весенние каникулы – в Акапулько. Летом они проводили месяц у матери Билла в Вайнарде, а затем уезжали в Европу: Монте-Карло, Париж, Канны, Сен-Тропез, Уап-д'Антиб, Марбелья, Скопио, Афины, Рим. Это божественно! У Тиффани все божественно. Настолько, что она напивалась до смерти.
– Более божественного вечера никто не давал, правда? – Тиффани, слегка покачиваясь, наблюдала за приятельницами. Марина и Кизия обменялись быстрыми взглядами, и Кизия кивнула. С Тиффани она вместе училась в школе. Та, когда не напивалась, была очень приятной девушкой. Вот о ней Кизия ни за что не стала бы писать в своей колонке. Все знали, что она пьет, и больно было видеть Тиффани в этом состоянии. Читая о таких вещах за завтраком, вряд ли развеселишься. Это не подтяжка Марининого бюста. Больно и горько. Самоубийство шампанским.
– Чем теперь собираешься заняться, Кизия? – Марина зажгла сигарету, а Тиффани снова уткнулась в свой бокал.
– Не знаю. Может, устрою прием… После того как закончу статью, о которой сегодня договорилась.
– Ну, ты смелая. У меня все это вызывает содрогание. Мег готовила вечер восемь месяцев. В этом году ты по-прежнему останешься в Комитете помощи больным артритом?
Кизия кивнула.
– Еще они хотят, чтобы я занялась балом в пользу детей-калек.
При последних словах Тиффани встрепенулась.
– Дети-калеки? Какой ужас!
Слава Богу, хоть это не божественно.
– Что в этом ужасного? Обычный бал. – Марина встала на защиту праздника.
– Но ведь дети-калеки… Кто же сможет на них спокойно смотреть?
Марина с раздражением пожала плечами.
– Тиффани, дорогая, ты видела хоть одного больного артритом на балу в их пользу?
– Нет… Не думаю…
– Значит, никаких детей-калек и на этом балу ты тоже не увидишь. – Марина говорила вполне здравые вещи, Тиффани, казалось, успокоилась, но у Кизии почему-то тоскливо засосало под ложечкой.
– Ты, наверное, права, Марина. Итак, ты будешь устраивать в их пользу бал, Кизия?
– Пока не знаю. Еще не решила. Если честно, я немного устала от всей этой благотворительной беготни. Занимаюсь этим уже Бог знает сколько.
– Как и мы все, – уныло отозвалась Марина, стряхивая пепел в беззвучно предложенную официантом пепельницу.
– Ты должна выйти замуж, Кизия. Это божественно. – Тиффани блаженно улыбнулась и взяла еще один бокал с плывущего мимо подноса. Только за то время, что Кизия присоединилась к ним, это был уже третий. В дальнем конце зала опять заиграли вальс.
– Этот танец, девочки, приносит мне несчастье. – Кизия внутренне застонала. Куда, к черту, подевался Уит?
– Несчастье? Почему?
– Вот почему. – Кизия быстро кивнула в сторону приближающегося барона. Вальс исполняли по его просьбе, и он рассчитывал наслаждаться ее обществом около получаса.
– Ну и везет же тебе! – злорадно ухмыльнулась Марина, а Тиффани изо всех сил постаралась сосредоточиться.
– Вот и объяснение, милая Тиффани, почему я не выхожу замуж.
– Кизия! Наш вальс! – Протестовать бесполезно. Она грациозно кивнула приятельницам и унеслась в объятиях барона.
– Ты думаешь, он ей нравится? – Тиффани была ошарашена. Он действительно очень уродлив. Даже сквозь алкогольные пары это очевидно.
– Нет, конечно… Эх ты… Она хочет сказать, что, когда за тобой все время увиваются подобные образины, просто нет времени найти нормального мужика. – Марине это было знакомо, как никому. Она охотилась за вторым мужем уже почти два года… Если в ближайшее время не появится хоть кто-то худо-бедно приемлемый – дела ее плохи. Подтянутая грудь вновь обвиснет, ягодицы станут похожи на вафли. В течение года кого-то надо найти, иначе все пропало.
– Не знаю, Марина. Может, он ей и нравится. Знаешь, Кизия ведь со странностями. Иногда мне кажется, что на нее плохо подействовали эти деньги, которые она получила так рано. Я думаю, это повлияло бы на любого. Вряд ли можно вести нормальную жизнь, когда ты одна из богатейших…
– Христа ради, Тиффани, умолкни ты! Почему бы тебе не пойти домой и хоть немного не протрезветь?
– Как мерзко говорить такое! – В глазах Тиффани выступили слезы.
– Нет, Тиффани, на это мерзко смотреть. – Марина повернулась на каблуках и направилась в сторону Хэлперна Медли. Она слышала, что он и Люсиль только что разошлись. Самое благоприятное время. Несчастный, пришибленный перспективой самому решать все жизненные проблемы, скучает по детям, одинок по ночам… У нее трое детей, и она знает, чем занять Хэлперна. Он – подходящая добыча.
На танцевальной площадке Кизия медленно кружилась в объятиях барона. Уитни был занят серьезным разговором с молодым брокером – обладателем длинных, изящных кистей. Часы на стене пробили три.
Почувствовав головокружение, Тиффани опустилась на красную бархатную банкетку в углу комнаты. Где Билл? Он сказал что-то про звонок во Франкфурт. Франкфурт? При чем здесь Франкфурт? Она никак не могла вспомнить. Но он вышел в коридор… Сколько же часов прошло?.. Разрозненные обрывки мыслей теснились и путались. Билл? Она не могла припомнить, приехала ли она сюда с ним или его нет в Нью-Йорке, а приехала она с Марком и Глорией. Черт, почему же так трудно вспомнить? Надо постараться. Она ужинала дома с Биллом и детьми… или только с детьми?.. Кажется, впрочем, дети все еще в Вайнарде с матерью Билла… Так что же?.. Что-то в ее желудке начало медленно кружиться в такт медленному кружению вещей вокруг, и она поняла, что сейчас ее стошнит.
– Тиффани? – Это был ее брат Марк, а за ним стояла Глория. Целая стена попреков отделяла ее от туалета, где же он, черт бы его побрал, находится? Что за отель?.. Или они у кого-то дома? Проклятие, ни черта она не помнит.
– Марк… Я…
– Глория, отведи Тиффани в дамскую комнату. – Он не стал тратить время на объяснения с сестрой, а сразу воззвал к жене. Тиффани прекрасно все воспринимала. Это было еще хуже. Сколько бы она ни выпила, всегда все