Родители сняли Роберу небольшую квартирку на левом берегу Сены. Перед началом занятий Франсуаза сама собиралась отправиться в Париж, чтобы помочь сыну устроиться на новом месте. Она уже отправила туда некоторую мебель и сундуки с вещами.
В день отъезда брата Мари-Анж встала с рассветом и убежала в сад. Там Робер ее и обнаружил.
– Разве ты не собираешься позавтракать со мнойперед отъездом?
Сестра хмуро посмотрела на него и молча замотала головой. По ее покрасневшим глазам было легко догадаться, что она плакала.
– Я не хочу.
– Мари-Анж, не можешь же ты просидеть тут целый день, пойдем со мной, выпьем вместе кофе с молоком.
Ей не разрешалось пить кофе, но брат иногда давал ей глотнуть из своей чашки. Больше всего ей нравилось делать «гусики», макая кусочки сахара в егокофе, пока они не намокнут. После этого Мари-Анж быстро, чтобы никто не увидел, клала их в рот, и на ее личике появлялось выражение блаженства.
Ее глаза снова наполнились слезами. Робер взял сестру за руку и мягко потянул в сторону дома.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – пробурчала Мари-Анж.
– Я уезжаю ненадолго, скоро праздник – День всех святых, и я приеду домой.
В расписании занятий, которое Роберу прислали из Сорбонны, это были первые небольшие каникулы, но два месяца, отделяющие их от начала учебного года, казались его младшей сестре чуть ли не вечностью.
– Мари-Анж, ты даже не успеешь по мне соскучиться, с тобой остаются мама, папа и Софи, школьные друзья тоже никуда не денутся, тебе будет с кем играть.
– Зачем тебе вообще ехать в эту дурацкую Сорбонну? – снова захныкала девочка.
Она стала тереть глаза руками, размазывая грязь по щекам, и Робер невольно улыбнулся. С чумазым личиком Мари-Анж походила на уличного сорванца. «Какая же все-таки Мари-Анж милая, – подумал он. – Ее так все любят, так балуют, она действительно всеобщая любимица».
– Мари-Анж, я должен получить образование, чтобы помогать папе. Когда-нибудь ты вырастешь и тоже уедешь в Сорбонну, если, конечно, не собираешься всю жизнь только и делать, что лазать по деревьям. Кажется, ты бы не отказалась.
Девочка улыбнулась сквозь слезы и села за стол рядом с братом.
Франсуаза вышла к завтраку в элегантном темно-синем костюме, купленном в прошлом году в Париже. Джон был в серых слаксах, блейзере и темно-синем галстуке от Эрме, который, ему купила Франсуаза. Они составляли на редкость красивую пару. В свои тридцать восемь Франсуаза с ее девичьей фигуркой и милым лицом, почти не тронутым морщинами, выглядела лет на десять моложе. Джону казалось, что она совсем не изменилась с тех пор, как они познакомились. Да и он оставался все таким же привлекательным блондином, как в ту ночь, когда приземлился на дерево неподалеку от дома ее родителей.
Франсуаза повернулась к дочери:
– Пообещай, что будешь слушаться Софи, пока мы будем в отъезде.
Робер тайком передал сестре кусочек сахара, пропитанный кофе, она быстро сунула его в рот и с благодарностью посмотрела на него.
– Не убегай далеко, помни, что Софи не может за тобой гоняться. – Через два дня у Мари-Анж начинались занятия в школе. – Мы с папой вернемся в выходные.
Но без Робера. Ей это казалось трагедией.
– Я буду тебе звонить из Парижа, – пообещал Робер.
– Каждый день?
Она посмотрела на брата широко раскрытыми голубыми глазами, так похожими на глаза отца.
– Так часто, как только смогу, я же буду ходить на занятия.
Он обнял сестру, поцеловал в обе щеки и вместе с родителями пошел к машине. Каждый нес в руке по небольшому чемоданчику. Перед тем как закрыть дверь, Робер сунул в руку Мари-Анж маленький сверток:
– Это тебе.
Машина тронулась с места. Мари-Анж и Софи стояли рядом, махали вслед машине и обе плакали. Позже, вернувшись в кухню, Мари-Анж развернула крошечный сверток и увидела маленький золотой медальон с фотографией Робера. На снимке, сделанном в прошлое Рождество, Робер улыбался. В другую половинку медальона была вставлена фотография их родителей, сделанная в тот же день. Софи помогла девочке надеть медальон на шею и застегнула тонкую золотую цепочку.
– Очень милый подарок. Робер молодец, – сказала Софи, вытирая глаза платком.
Она принялась убирать со стола, а Мари-Анж пошла полюбоваться на себя в зеркало. Медальон был красивый, но глядя на маленькие фотографии брата и родителей, Мари-Анж почувствовала себя одинокой. Мама перед отъездом поцеловала ее, папа обнял, взъерошил волосы и пообещал, что в субботу, вернувшись из Парижа, они заедут за ней в школу. Замок без родителей и брата казался пустым. Бродя по дому, она зашла в комнату Робера и присела на его кровать. Через час там ее и нашла Софи. Когда экономка заглянула в комнату, Мари-Анж сидела на кровати с потерянным видом.
– Хочешь пойти со мной на ферму? – спросила Софи. – Мне нужно купить яиц, и я обещала принести мадам Фурнье бисквиты.
Мари-Анж только грустно покачала – головой. Сегодня ее не привлекала даже ферма – она уже скучала по брату. Без Робера зима в Мармутоне обещала быть долгой и скучной.
Софи очень не хотелось оставлять девочку одну, но ей необходимо было сходить на ферму.
– Мари-Анж, я скоро вернусь. Обещай не уходить из сада, я не могу искать тебя в лесу. Обещаешь?
– Да, Софи, – покорно пообещала девочка.
Мари-Анж не хотелось никуда идти, но как только Софи ушла, она вышла во двор. Там ей тоже было скучно, и она решила сходить во фруктовый сад, чтобы набрать яблок. Она знала, что если соберет в подол передника достаточно, то Софи сможет испечь яблочный пирог.
Но Софи, вернувшись из деревни, была тоже сама не своя. Она сварила для Мари-Анж ее любимый суп, но девочка едва притронулась к еде. У обеих было подавленное настроение. Вскоре Мари-Анж снова пошла в сад, но вместо того, чтобы играть, просто легла в высокую траву и стала смотреть в небо, думая о брате. В это время дня она обычно так и делала. Девочка заметила, что в их внутреннем дворе появилась полицейская машина, но и это ее не заинтересовало. Местные жандармы иногда заезжали к ее родителям поздороваться, проверить, все ли в порядке, а Софи поила их чаем. Мари-Анж подумала: «Интересно, они знают, что папа с мамой в Париже?»
Позже, когда Мари-Анж вошла в кухню, полицейский сидел там с Софи, которая почему-то плакала. Сначала Мари-Анж решила, что Софи, рассказывая ему о том, что Робер уехал в Париж,