В этом переполненном поезде она чувствовала себя не в своей тарелке. В Турции и Тибете люди держались куда дружелюбнее и проще. В купе было так тесно, что Чарльз не мог даже вытянуть ноги. Слава Богу, что хоть на остановках можно было выйти на несколько минут и немного размяться.
От Чунцина до Уханя они ехали целый день.
Одри спала, а Чарльз делал заметки в своих записных книжках. Послезавтра они доберутся наконец до Нанкина, где он надеялся встретиться с Чан Кайши.
Ему еще многое предстояло обдумать, главное – приготовить вопросы, которые он будет задавать.
«Конечно, здорово повезет, если удастся повидаться с Чан Кайши», – думал Чарльз.
Ведь может случиться, что он зря прождет этой встречи.
Неделю-другую он готов подождать, его это вполне устроит.
Дел у него там по горло… И вообще ему нравится Китай.
В Учане они остановились в крохотной гостинице, где Чарльзу уже приходилось бывать однажды и где было всего три комнаты.
Постояльцам здесь не могли предложить ничего, кроме риса и зеленого чая. Одри уныло посмотрела в свою пиалу. Пожалуй, впервые она почувствовала, как соскучилась по привычной пище.
Чего бы не отдала она сейчас за ростбиф или гамбургер! С каким удовольствием выпила бы шоколадный коктейль…
– Не завалялось ли у тебя конфетки? – Одри с надеждой посмотрела на Чарльза.
– К сожалению, нет, любимая. Не хочешь ли еще рису? Я бы тебе принес. Сказал бы, например, что ты ждешь ребенка или придумал бы что-нибудь другое.
Она воздела руки.
– О Боже! Я вижу, ради меня вы готовы на все, мистер Паркер-Скотт! Благодарю вас, я как-нибудь перебьюсь. Но, если честно, хочется есть, – жалобно добавила она.
Чарльз кончиками пальцев, едва касаясь, провел по ее шее, по груди, и она забыла обо всем на свете… А потом, лежа в темноте, они долго-долго шептались. Он рассказывал ей о тех городах, где они побывают. Нанкин ему нравился меньше, чем Шанхай и Пекин.
На следующий день, когда Чарльз и Одри сели на поезд, идущий в Нанкин, она вдруг почувствовала, как ее захлестывает волна возбуждения. Всего несколько часов пути отделяют их от Нанкина.
Они почти у цели. А потом Шанхай, Пекин. Эту ночь они провели уже в гостинице в Нанкине, а рано утром Чарльз отправился в резиденцию Чан Кайши, где оставил свою визитную карточку и письмо, составленное в самых учтивых выражениях, в нем он настоятельно просил принять его. Когда они узнали, что весной в этом отеле проездом в Шанхай останавливался Джордж Бернард Шоу, Одри снова охватило волнение.
Они по-королевски пообедали в гостинице – отнюдь не рисом и зеленым чаем, – а вечером пошли прогуляться.
Мимо сновали рикши, проносились случайные автомобили.
«Ну вот, – думала Одри, – больше двух недель мы были в дороге, проехали пять тысяч миль и ни на минуту не разлучались. Такого у меня никогда в жизни не было и, наверное, уже не будет».
На одной из улочек они набрели на небольшой, тускло освещенный дом, от которого исходил какой-то странный запах. Одри остановилась, привлеченная необычным ароматом, разлитым в воздухе, и спросила Чарльза, нельзя ли туда войти.
– Ну уж нет, старушка, – засмеялся он.
– Почему? – Она была в недоумении.
– Это же притон. Здесь курят опиум, – сказал он, улыбаясь ее наивности.
– Правда? – Глаза у нее округлились. Любопытно было бы увидеть, что происходит там, внутри этого таинственного дома! Она пыталась уговорить Чарльза зайти туда, но он был категорически против:
– Од, пойми, тебе туда нельзя. Нас с тобой сразу же выставят вон, тебя-то уж наверняка.
– Но, Боже мой, почему? Нельзя ли просто посмотреть?
Ей казалось, что это заведение – нечто вроде бара. Чарльз в конце концов вынужден был объяснить, что в такие дома ходят исключительно мужчины.
– Какая глупость! – рассердилась она.
Прошла целая неделя, прежде чем Чарльза допустили к Чан Кайши. За это время они сумели неплохо отдохнуть: совершали длинные прогулки, объездили все окрестности. В назначенный срок Чарльз был удостоен аудиенции, и ему удалось взять интервью, ради которого он и ехал сюда. Теперь успех его статьи гарантирован. Он разыскал в гостинице пишущую машинку и в тот же день взялся за работу. Он был так поглощен своим занятием, что, кажется, совсем забыл об Одри. А она тихонько пристроилась в уголке, намереваясь написать подробное письмо Аннабел. Но, странное дело, у нее возникло такое чувство, будто Аннабел это вовсе не нужно, что ей и дела нет до сестры. «И вообще, есть ли кому-нибудь до меня дело?» – подумала Одри и вместо Аннабел написала деду, хотя у нее и тут не было уверенности, что она старается не зря.
Прошел целый час, " пока Чарльз наконец поднял взгляд и заметил Одри. Он улыбнулся и поманил ее к себе.
– А я и не слышал, как ты вошла.
Она подошла к нему, нагнулась и поцеловала, в шею, – а он притянул ее к себе за талию.
– Ты был так увлечен! Как интервью с Чан Кайши?
– Прекрасно. Знаешь, по-моему, у него дела плохи. Хотя он сам, кажется, этого не понимает. Советы поддерживают Мао и его Красную Армию. Чан Кайши думает, что он еще сможет продержаться, но я в это не верю. Сейчас он собирает силы для главного удара по сторонникам Мао Цзэдуна.
– И ты собираешься об этом писать? О том, что это – безнадежное дело?
– В общем, да, хотя и не столь откровенно. В конце концов, это мое личное мнение, а я хочу честно и беспристрастно донести до читателя точку зрения Чан Кайши. Он – яркая личность, хотя, конечно, жесток и безжалостен. Хорошо бы тебе познакомиться с его женой. Она красавица и очаровательна в обхождении.
Однако вместо этого Одри представился случай встретиться с вдовой Сунь Ятсена, которую Чарльз интервьюировал. Он попросил Одри сделать несколько фотографий и сказал, что предложит их в «Таймс».
– Неужели правда? – Сердце у Одри затрепетало от радости.
– Конечно. У тебя прекрасные фотографии. Не хуже, чем у любого профессионала, с которыми я работал. Пожалуй, даже лучше.
Одри задумалась:
– Мы действительно когда-нибудь будем работать вместе?
Он засмеялся:
– По-моему, уже работаем.
Одри была на седьмом небе. Наверное, в Шанхае ей тоже представится такая возможность.
Они собирались ехать на следующий день. Одри не терпелось своими глазами увидеть Шанхай, о котором Чарльз так много ей рассказывал. Этот многолюдный, многонациональный, охваченный лихорадочным возбуждением город, где торгуют, играют в азартные игры, где на каждом шагу продажные женщины и пряные запахи кружат голову, неодолимо влек к себе Одри.
Когда она упаковывала свои вещи. Чарльз, заметив ее сумочку с косметикой, состроил забавную гримасу и засмеялся.
– Знаешь, – сказала Одри, – по-моему, мне надо выбросить эту дурацкую сумочку… или кому-нибудь подарить. А может, выменяем ее на