– Распустить? Как он это себе представляет? Вытолкать детей на снег и пусть умирают?
Одри никогда еще не разговаривала с ним так враждебно.
– Не знаю. Может быть. Или раздать их местным жителям. А Ты что собираешься делать? Усыновить их?
– Да не будь ты таким тупицей, Чарли! Уехать от детей я не могу.
– Как это – не можешь?! – Он уже кричал, потеряв всякое самообладание. – У тебя нет другого выбора, черт возьми!
Тебе все равно придется уехать! Придется! Нам надо возвращаться. Я должен закончить свою работу, тебя ждут в Штатах… Что ты будешь делать в Харбине с кучей сирот?
– А ты что предлагаешь?
– Я полагаю, надо отыскать в городе другую церковь и перевезти детей туда. Не может же во всем Харбине быть только одна церковь!
Лишь бы как-нибудь увести Одри отсюда и вернуться в Шанхай! Чуяло его сердце, что не надо было сюда приезжать.
Одри, окруженная детьми, отнеслась к его предложению одобрительно:
– Прекрасно! Ты поезжай в город, а я останусь с ними здесь. Если ты привезешь кого-нибудь, кто возьмет их, мы сможем уехать. Или сами перевезем их партиями на такси.
Чарльз чуть в голос не застонал. Дело стало за малым: он должен отыскать в городе церковь, где согласятся приютить сирот. Это и в центре Филадельфии непросто было бы сделать, а уж на окраине Харбина и подавно. Будь проклят тот час, когда он согласился поехать в Харбин! Чарли проглотил чашку зеленого чая и пошел за шофером. Он приступил к поискам церкви, где примут под опеку два десятка подкидышей.
Во время его отсутствия Одри не тратила время впустую – она поменяла маленьким подгузники, приготовила на ужин рис с сушеным мясом, суп и постаралась восстановить прежний порядок в этом хорошо организованном сиротском приюте, служившем детям домом. Старшая девочка попыталась объяснить Одри по-французски, что произошло: коммунисты время от времени спускаются с гор и приходят в церковь, кое-кто из местных маньчжуров тоже прятался здесь, с тех пор как два года назад сюда пришли японцы и повсюду рыщут бандиты, убивают людей. Лин Вей, так звали девочку-подростка, рассказала Одри на ломаном французском языке, что ее родителей и троих братьев убили японцы. Из всей их семьи в живых остались только она и ее младшая сестра Синь Ю, и монахини взяли их в приют, хотя остальные дети здесь гораздо моложе. Девочки оказались прилежными помощницами, покойные монахини позволили им остаться здесь.
– А есть в Харбине еще церкви, где ваши монахини имели друзей? – по-французски спросила Одри.
Девочка покачала головой и объяснила, что больше монахинь в Харбине нет.
Она не ошиблась. Чарльз вернулся ночью, дети спали, только две старшие девочки тихонько шушукались в уголке. Вид у него был измученный и взгляд безнадежный.
– Никого не нашлось, Од. Я заехал в каждую городскую церковь, справлялся у хозяев нашей гостиницы. Эти монахини здесь держались особняком, ни с кем не общались, и во всем городе нет никого, кто готов был бы взять теперь на себя заботу об их подопечных.
Одри и Чарльз видели на улицах Шанхая голодных побирушек трех и четырех лет от роду, но Чарли тоже переживал, как бы здешние малыши не оказались на улице. Он просто не знал, как выйти из этого ужасного положения, в которое они с Одри лопали здесь, в далекой, чужой стране. – Он с тоской смотрел на Одри, уставший, промерзший, целый день не евший.
– Не знаю, что и сказать, Од.
В полном унынии он присел на деревянную скамью. Взгляд Одри смягчился. Она ласково взяла его за руку.
– Спасибо, что ты приложил столько стараний, Чарльз. – Ситуация действительно складывалась отчаянная, все их попытки найти выход ни к чему не привели. – Может быть, захватим их в Шанхай и попробуем пристроить там?
– А если никто не согласится их взять? На улицах полно брошенных детей. Ты же сама видела. А оставить их одних в Шанхае ничуть не лучше, чем здесь, разве что там не так холодно. Но зато здесь у них по крайней мере есть крыша над головой и запас продуктов на какое-то время, к тому же обстановка привычная. Сомневаюсь, что японские оккупационные власти отпустили бы их с нами. Японцы очень щепетильны в таких делах: кто едет, куда, с кем? Особенно если такая большая группа.
У Одри снова гневно сверкнули глаза. Она ходила взад-вперед по чистой кухоньке.
– Ах, щепетильны? Почему же они тогда не берут на себя заботу о сиротах? Постой, а если послать телеграмму в главный монастырь этого ордена? Может быть, оттуда пришлют кого-нибудь на помощь.
– Да, это мысль. Вот только… как скоро можно ждать ответа? Пусть что-нибудь устроят тут, пока прибудет подмога.
Или временно направят сюда кого-то из своих, кто живет поблизости. – Чарльз воодушевился. – Поедем утром на вокзал и отправим телеграмму.
Телеграмма, которую Чарльз утром отправил – Одри и Лин Вей старательно перевели ее на французский, отчего она хотя и утратила изящество английского оригинала, все же вполне вразумительно доводила суть дела до сведения монахинь во Франции, – имела такой вид: «Прискорбием сообщаем, что монахини, заведовавшие приютом Святого Михаила Харбине, Китай, убиты бандитами, приюте остался двадцать один ребенок, нужна немедленная помощь; сообщите, как быть». Чарльз подписался своей фамилией и без всяких сведений о себе указал только в качестве обратного адреса Харбинский городской телеграф.
Два дня они ждали ответа из Лиана. Одри ухаживала за детьми, а Чарли мерил шагами кухню. Он уже объявил, что, будет ответ или нет, все равно – через сутки они уезжают из Харбина, даже если ему придется силком тащить Одри на вокзал.
Но ответ в конце концов все же прибыл. Однако не принес никакого решения. Чарльз вернулся со станции чернее тучи и протянул Одри телеграмму. Он понимал, что ему предстоит выдержать, но был готов на все. Так или иначе, они уезжают.
В телеграмме значилось: «Сожалеем. Никакой возможности оказать помощь ранее конца ноября. Наши сестры в Японии борются с эпидемией среди своих подопечных. Приют в Линцзине с сентября закрыт. Мы вам направим подмогу в конце ноября. Благослови вас Бог». И подпись: «Мать Андреа».
Прочитав это сообщение, Чарльз от злости чуть не бухнул кулаком об стену. Если солгать Одри и сказать, что подмога обещана в ближайшие дни, она, наверное, захочет остаться и передать детей из рук в руки. Да и не дурочка она, ее не обманешь – попросит показать телеграмму. Так что ближе к полудню телеграмма уже была у нее в руках. Серьезная,