Сзади дети начали громко смеяться и показывать пальцем на Аято. Множество взглядов окружило парнишку. Эти лица и этот хохот давили на голубоглазого. Хотелось спрятаться и больше не возвращаться в этот кабинет. Но ещё больше хотелось проучить этих детей. И Аято вдруг подумал, что ему бы стало легче, если бы Ютака заплакал. Вдруг светловолосого кто-то пихнул сзади, так сильно и тяжело навалился, что мальчик упал на Ютаку. Тот сразу же откинул Аято от себя, с брезгливым тоном говоря:

– Не прикасайся ко мне, подкидыш. Маму свою обнимать будешь, ах, точно, у тебя же её…

Не успел мальчишка договорить, как Аято со всей дури врезал тому кулаком по скуле. Ютака схватился за щеку и накинулся на Аято, из его глаз хлынули слёзы, а руки сжались в кулаки. Ютака вцепился в блондинистые волосы и пытался подставить Аято подножку. Сзади голубоглазого пихнул еще один ребенок. Аято попытался отмахнуться, но в итоге на него накинулось сразу четверо мальчишек.

Кен все это время сидел как вкопанный. Испуг сковал тело, казалось, что если он дернется, то его ударит кто-нибудь из класса. Внутри Кена сердце колотилось как бешенное. Было страшно за себя и особенно за Аято. Кареглазый подумал, что это была его вина, и всё бы обошлось, если бы он не ответил Ютаке. Рука Кена крепко держалась за край парты, словно мальчика пытались оторвать от неё. Кен неотрывно следил за Аято и зажмурился, когда того ударили в лопатку.

Неожиданно в класс вошел учитель, Мицуя-сан. Это был статный, высокий мужчина, с круглыми очками на носу и кучей папок в руках. Ребята в одну секунду выпрямились и уставились на сенсея, прикрывая собой Аято, которого в безумной толкучке успели повалить на пол.

– Что за шум вы здесь устроили? – грозно нахмурился Мицуя-сан. – Школа не является местом для игр. – Сенсей оглядел кабинет, но, кроме десятка бумажных самолётиков на полу, на глаза ничего не попалось. Мицуя-сан укоризненно кашлянул, уже раздумывая о том, как долго ему придётся убирать беспорядок в классе после учёбы. – В следующий раз я буду вынужден наказать вас за баловство. А сейчас, ребята, идите за мной. Я проведу вас в спортивный зал на урок физкультуры, – договорив, Мицуя-сан вышел в коридор, ожидая там учеников.

В классе началась суматоха. Дети искали свои рюкзаки, спотыкались о портфели друг друга и выбегали за дверь, где стоял сенсей. Кен переводил взгляд то на Аято, то на одноклассников, то на Мицуя-сана, но в итоге встал из-за парты и присел на корточки рядом с голубоглазым. Кен прикоснулся к синяку на скуле Аято и обеспокоенно подал руку мальчишке. Такимура привстал, но всё ещё продолжал сидеть на полу, потирая сильный ушиб на руке.

Кен с болью в груди зажмурил глаза. Мальчик чувствовал огромную вину перед Аято и к тому же сильную жалость. Хотелось поддержать Такимуру, отвлечь от случившегося, успокоить и себя, и его. Кен крепко обнял светловолосого мальчишку и, улыбнувшись, посмотрел тому в лицо. Но глаза Аято глядели на Кена иначе. Взгляд был направлен с какой-то злобой и, возможно, обидой.

Тут, сзади ребят послышался нахальный голос Ютаки, обращённый к Кену:

– Так ты с нами? Или за подкидыша?

На его вопрос Кен промолчал. Отвечать не хотелось. Кен боялся Ютаку. Да и в груди итак всё ныло от вины перед Аято. Кареглазый лишь судорожно повертел головой.

– Все ясно, я думал ты нормальный, – сказал Ютака и убежал за дверь, крича одноклассникам, что теперь в их коллективе целых два изгоя.

А мальчишки так и продолжили сидеть на полу. Кен смотрел на Аято, а тот отстранённо глядел в пол. В класс заглянул Мицуя-сан и попросил ребят поторопиться. Как только он вышел за дверь, Аято заговорил.

– Ты не сделал ничего. А говорил, что друзья помогают, – сухо произнёс парнишка.

– Я…прости Аято, я испугался, – заикаясь, ответил Кен.

– Испугался… А чего ты ждал? Что меня все полюбят? … Ты этого ждал!? – не выдержал Аято и повысил голос, заставляя Кена вздрогнуть всем телом, но при этом крепко, не выпуская из цепкой хватки, держаться руками за кофту светловолосого.

– Я думал, мы с Ютакой подружимся. Но эти дети все так громко кричали. И смотрели на меня и тебя. Я думал, что если встану, они ударят меня.

– Если так и будешь бояться, то ударят быстрее. А я в твои защитники не назывался. Даже не надейся, что сможешь прятаться за моей спиной.

По правде говоря, в момент, когда Аято сказал эти слова, в груди у него больно кольнуло. Он видел мокрые глаза Кена и понимал, что тот места себе найти не может. Но и улыбаться такому другу после произошедшего совершенно не хотелось.

“Пусть лучше отстанет от меня сейчас, чем потом, когда найдёт себе новых, не проблемных друзей” – подумал Аято и поднялся с пола. Мальчик отряхнул свою одежду и направился к выходу из класса.

Внутри Кена всё сжалось в тот момент, когда Аято вырвал свою кофту из хватки кареглазого. Отпускать тёмную ткань не хотелось от слова совсем. Кену стало беспокойно. Он встал с пола и уставился в дверной проём. Нужно было идти на урок, но возвращаться к ребятам одному было страшно. Кен на ватных ногах направился к выходу. И единственная мысль в голове кареглазого крутилась в тот момент:

“Если папа узнает, то он будет в ярости. Я устроил драку в первый же день. Видимо из меня и впрямь никудышный полицейский”

***

До конца дня Кен с Аято поддерживали сухое общение. Не сказать, что создавалось напряжение, но и спокойствия в их переглядках не наблюдалось. В целом, вечер для Кена оказался многим спокойнее сегодняшнего утра, не считая долгих часов с репетиторами, которых господин Соичиро нашел для Кена. Отец серьёзно взялся за его образование. На что кареглазый парнишка лишь обессиленно пожал плечами. Только одно его удивляло. На троих репетиторов Кена, у Аято не наблюдалось ни одного. Впрочем, Аято вообще в сравнение с Кеном имел больше прав. Особенно если дело касалось личной свободы ребят. Размышляя над этим, Кен укладывался спать в их общей с Аято комнате. За год она претерпела много изменений, и теперь в ней стояли две односпальные кровати с темно-синим и бежевым постельным бельём. Кен укутался в тёплое пуховое одеяло, его глаза слипались, а мальчик, хлопая ресницами, постепенно погружался в сон.

Наутро в большом окне была открыта форточка. Она пропускала в комнату пение пташек, а ослепляющие солнечные лучи пробивались сквозь прозрачные шторы. Оранжево-розовый рассвет окрасил небо в соответствующие тона, которые разбавлялись редким пухом облаков. Кен, как уже вошло в постоянство, встал раньше