Собеседница вдруг взвизгнула и убежала, а я еще раз посмотрела на несчастного. Вот уж не повезло мужику, умер на улице… Мой взгляд упал на брючный ремень бедолаги. Что-то показалось мне странным. Но что? Не найдя ответа на вопрос, я вернулась в кафе и сказала бармену, протиравшему тряпкой стойку:
— Посетитель, который недавно от вас ушел, похоже, умер на улице. Но поскольку я не являюсь медицинским работником, то, возможно, ошибаюсь, и несчастному еще можно помочь. Короче, я вызвала «Скорую». Если на тротуаре труп, врач сам сообщит в полицию. Нехорошо, что бедолага там вот так лежит. Можно я возьму ваш плед и прикрою его? Улица малолюдная, пока на ней никого нет, но вдруг кто-то появится, не стоит пугать прохожих…
— Черт! — воскликнул бармен. И пробормотал: — Как чувствовал, что от него будут неприятности, чуяло сердце… Конечно, берите.
Я сдернула со спинки кресла флисовое одеяло, вышла на улицу и набросила плед на тело. Затем вернулась в кафе и снова подошла к стойке.
— Похоже, врачи действительно, как говорила старушка-прохожая, не нужны, бедняга не моргает, не шевелится.
— Вот невезуха, через полчаса ланч… — занервничал бармен. — Понимаете, у меня тут шесть столиков, и они все, как правило, в обед заняты. Конечно, вам пара тысяч рублей, которые я предложить за услугу могу, не нужна, вы явно обеспеченная женщина, но, может, из христианского милосердия поможете мне, а? Давайте оттащим тело подальше, к воротам архива. Ну как будто он возле них скончался. Сотрудникам архива все равно, а ко мне, боюсь, люди ходить перестанут. Чтобы открыть это заведение, я большой кредит взял, его отдавать надо…
На секунду я растерялась, потом ответила:
— Нет, нет, нельзя перемещать тело. Вот вам моя визитка, если полиция захочет задать мне пару вопросов, я буду рядом, некоторое время проведу в архиве, к двери которого вы просили труп оттащить. Кстати, должна сказать, что ваше предложение звучит более чем странно… Все, давайте я расплачусь, наверное, кредитка уже работает.
— Как вас зовут? — неожиданно спросил хозяин кафе, отдавая мне чек.
— На визитке написано, там же указан и телефон, — удивилась я вопросу.
— Извините, не вижу, — произнес он.
— Просто отдайте визитку старшему наряда, который приедет, — уточнила я.
Хозяин кафе снял черные очки.
— Простите, — прошептала я, — не знала, что вы слепой. Так ловко ходите по помещению, ничего не задеваете…
— Давайте познакомимся, — улыбнулся владелец заведения, возвращая очки на место, — Кирилл Капотов.
— Виола Тараканова, — представилась я, — друзья зовут меня Вилкой.
— В местах, которые хорошо знаю, я проблем не испытываю, — пояснил Кирилл, — а для улицы и помещений, где ранее не бывал, есть электронный брелок, он предупреждает о разных помехах на пути.
— Но вы недавно назвали меня обеспеченной женщиной, — продолжала я недоумевать. — Как вы это поняли? Любой другой оценил бы стоимость моей одежды, но вы же ее не видите.
Бармен облокотился на стойку.
— Так ведь не обязательно быть зрячим, чтобы получить исчерпывающую информацию о человеке. От вас веет духами, а я этого аромата не знаю, ни разу такой не встречался. Он сложносочиненный, со многими нотами: слива, перец, красное вино… Все называть не стану. Женщины, которые сюда заглядывают, чаще всего жертвы рекламы, покупают парфюм, который за немалые деньги от производителя продвигает «глянец». Дурочки не понимают, что кожа каждого человека индивидуальна, что духи, попав на нее, всегда меняют первоначальный аромат. Тот, что покупательнице понравился на тестере, соединившись с ее запахом, может радикально измениться. Кое от кого просто дрянью несет, а они явно в восторге: как же, ведь «носят» топовые духи. «Мол, ах-ах, коллега купила себе «Хренель» номер сто семь, и я приобрету, буду на пике моды, как все». Нет бы сообразить: модной туалетная вода стала из-за того, что за ее рекламу нехило заплатили хозяину СМИ. Журналисты получили от владельца издания барашка в бумажке и принялись его рьяно отрабатывать, стали писать белиберду: «Лучший парфюм года по версии нашего еженедельника», «актрисы из Голливуда пользуются только этим ароматом», и т. д. и т. п. В результате стадо овец бежит в лавку, отдает за флакон в сто раз больше денег, чем затрачено на его производство, и, пардон, воняет одинаково… Глупость такого поведения даже обсуждать не стоит. А у вас эксклюзивный парфюм. Делаю вывод: у вас хватает ума, чтобы не глотать ржавый крючок рекламы. Один плюс вам. К тому же вы обладаете чувством меры, не опшикиваетесь духами с ног до головы, как орда идиоток. Второй плюсик вам. И у женщины достаточно денег, чтобы купить не массовое издание. Новый плюсик.
— Последний не вполне заслужен, — возразила я. — Ведь возможно, деньги заработала не я, а мой любовник. Или муж.
— Наоборот! — хмыкнул Кирилл. — Значит, вы сумели заарканить богатого и щедрого парня. Еще два плюса: вы не курите, а шампунь и лак для волос у вас от дорогой американской фирмы. Далее: сумка и туфельки из натуральной кожи, которая издает иной аромат, чем тряпка или искусственные материалы. С запахами мы вроде разобрались, теперь о слухе, который тоже мне очень помогает. Благодаря ему я понял, что вы в джинсах и в шелковой кофточке, на руке у вас три браслета. Верхняя часть одежды из натурального материала, а он дорогой, нижняя бюджетной марки, но такие брюки весь мир носит, они очень уж удобны. Один браслет из натурального золота, два других просто металл, но судя по звуку, который они издают, касаясь друг друга, качество его первостатейное. Мне продолжать или понятно, почему слепой бармен сделал вывод о вашем достойном материальном положении?
— Не надо, — попросила я, — мне все ясно.
Глава 2
— Я родился слепым, — продолжал Кирилл, — и если вдруг прозрею, хотя это невозможно, не буду знать, что с глазами делать. Они мне практически не нужны, я не умею ими пользоваться.
— Клиент, который сидел у окна, сюда часто приходил? — поинтересовалась я. — Вы обронили фразу, что ждали от него неприятностей. Почему?
Капотов аккуратно поместил чистый фужер в крепление над стойкой.
— Впервые он пришел сюда где-то ранней весной или в конце зимы. Точно месяц не назову, февраль или, может, март. Посидел, расплатился наличкой и ушел. С тех пор он заходил регулярно. Появлялся ровно в полдень, сидел минут двадцать-тридцать, пил эспрессо. Потом давал на чай рубль и удалялся. Бесед со мной не вел. Делал заказ и молчал.
— Странно, — удивилась я.
— Согласен, — кивнул Капотов. — Сначала я решил, что он в каком-то офисе поблизости служит, вот и прибегает кофейком подкрепиться. Но потом сообразил: не в кофе дело. Понимаете, дядька, как самолет, по расписанию в полдень за столик приземлялся, а вот покидал кафе по-разному, иногда в десять минут первого, порой позже. И у него