Я встала, потопталась на месте, сходила к реке, умылась, съела предпоследний шоколадный батончик, от которого больно скрутило живот, и принялась собираться. Куртку снимать не стала — меня морозило и бросало то в жар, то в холод. Хорошо, что я её взяла! На этот раз мышцы болели довольно серьёзно, да и отдохнула я ещё хуже, чем в прошлый раз.
Было холодно! До жути! Сверху от куртки и ничего вроде, а от земли — могильный холод просто! Тонкое одеяло вообще никакой пользы не приносило! Да сожги я его, и то больше тепла бы получилось. Под утро так задеревенела, что только с восходом смогла заснуть так, чтобы увидеть сны. Дурацкие и беспокойные.
Еле собралась, затушила остатки костра и пошла дальше. Куда идти, я не знала, во все стороны, куда ни глянь, был всё тот же абсолютно безлюдный лес. Путь вдоль русла перегородили скалы, а за ними начинался непроходимый участок с острыми камнями и кустами какой-то то ли ежевики, то ли шиповника. Придётся сворачивать правее.
Набрала воды, напилась впрок и потопала. Сначала ещё думала, что позже вернусь на звук воды, но огибая очередные препятствия, в скором времени осознала, что уже не получится. Я окончательно заблудилась. Бесповоротно.
Села на поваленный ствол, сбросила сумку с плеча и расплакалась. Надо было искать тропу! А не переться напрямик через то поле! Пошла бы по опушке и нашла бы! Где-то там же она должна была выходить! Дед сказал, что там деревня впереди, а куда ещё могла вести тропа, по которой я шла?! Грёбанная роща! Всё мне испортила!
Высморкалась прямо на землю и вытерла нос рукавом.
Накануне я прошла довольно большое расстояние, и непривыкшее тело всеми силами требовало, чтобы его помыли, переодели, покормили нормально и положили на диван под плед. Да ещё теперь добавилась эта простуда, которая отнюдь не радовала. Так что настроение практически невозможно было повысить хотя бы до уровня нормального. Боги, не пропасть бы совсем! Да и каких богов я поминаю постоянно, дура я? Нахваталась из книжек, а теперь, когда впервые захотелось по-настоящему помолиться кому-нибудь, поняла, что и не знаю. Какому богу? Каким, к лешему, богам? Святому Луи Ветону? Или пресвятой богородице Мерсéдес? В кого я вообще верю-то?
Бабушка мне рассказывала когда-то что-то про Христа, даже Библию читала, да как-то без увлечения, скорее для образования. Она и сама была скорее скептиком, да и росла в те времена, когда порицалась любая религия кроме Марксизма-Ленинизма.
Вот и кому мне молиться? Впервые захотелось по-настоящему, а я не знаю… Хоть Мелитэле молись! Один результат будет…
А после обеда начал моросить дождик, что окончательно вывело меня из себя. Поймав большую холодную каплю за шиворот, я выругалась так, как не ругался мой красноречивый в таких вещах папочка! И, как ни странно, стало легче. Злость придала сил. Назло всему, что меня расстраивало, стала идти быстрее, поочерёдно то ругаясь как сапожник, то смеясь и горланя песни. Сопли стекали по подбородку и капали с кончика носа, я сдувала их в перерывах между сквернословиями. Со стороны это уже больше походило на приступ безумия, но тяжело остаться в трезвом уме, находясь в таком положении, как я, всю жизнь жившая в мегаполисе, и, чего греха таить, всё же избалованная и разнеженная девица.
Лес из соснового медленно перешёл в смешанный, а затем в лиственный. День прошёл, так и не подарив хоть какую-то надежду. Небогатый ни на события, ни на перемены. Лес, редкие скалы, полянки и ручейки, где я пополняла запасы воды — ничего примечательного. Хотя, к вечеру прекратился насморк, видимо обидевшись на то, что ему не уделяют должного внимания и не позволяют опустить меня в привычный анабиоз саможаления, и это хоть немного, но радовало.
Температура напротив стала выше, меня шатало из стороны в сторону, и я всё чаще спотыкалась. Даже есть уже не хотелось. Открыла пачку печенья, но съела всего пару штук. У меня больше нет ничего. Последняя лапша, дурацкие бессмысленные сладости и сырая ледяная вода — всё. Кажется, я пропала…
В конце концов, я залезла по крутому склону и оказалась на небольшой полянке. Было уже совсем темно, я проморгала закат. Ничего не разглядеть. Костёр, на который я потратила последние силы, тоже особо не помог, да и разгореться толком не разгорелся — дрова были совсем сырыми. Повонял немного и потух. Истратила последние салфетки на растопку, да всё без толку. Хорошо хоть дождь давно закончился, и небо очистилось, вроде и земля подсохла на первый взгляд. По идее на самом высоком месте поляны должно быть суше… Придётся заночевать прямо здесь, идти дальше бессмысленно.
Засыпая, я старалась не думать о том, что ждёт меня завтра, если я не найду людей. Я как самая глупая девчонка, сама загнала себя в ловушку, окрылённая наивными мечтами о свободе. Мне совсем не хотелось умирать от голода в диком лесу. Ведь даже умей я готовить грибы, вряд ли бы я смогла отличить хорошие от ядовитых. Да и где они весной? Ни ягод, ни плодов на деревьях ещё и в помине не было, лес упорно отказывался поддерживать мои слабеющие силы.
Я заплакала, вспоминая все свои тяготы: и нынешние, и те, что остались позади, в прошлой уже жизни. Я плакала так же самозабвенно, как вчера смеялась, валяясь в траве. Мне было страшно, реальная жизнь беспощадно врывалась в мою мечту. Затея уже не казалась такой прекрасной, сейчас я чувствовала себя просто малолетней дурой, которая так хотела вырваться, что совсем не подумала о том, чем это может кончиться.
А ведь знала, знала! Но на что-то вознадеялась… Глупая! Какая же я глупая! Какая же я слабая, боже! Ну, куда я такая слабачка попёрлась?!
Я ругала себя за эту беспечность и дрожала. Животный страх за свою жизнь подступал к сознанию, и чтобы не впасть в панику, я завернулась с головой в отсыревшее тонкое одеяло из овечек-девственниц, которое, не смотря на свою цену, совершенно не грело, и глядела через щёлочку на еле тлеющие угли моего жалкого костерка. Я старалась сосредоточиться лишь на этом ярком пятнышке среди окружающей тьмы. Лишь бы не сойти с ума, иначе меня уже никто не сможет спасти, да и надеяться особо не на кого, только на