– Стойте! Вам нельзя вставать! – кричала она звенящим в ушах голосом.
– Где Сергей? – оттолкнула я ее, удивляясь своим силам, хотя минутой назад еле поднялась с койки.
– Давайте я позову врача, он ответит на ваши вопросы, – говорила она, ухватив меня за локоть и направляя снова в палату.
Моя прыть и силы исчезли, я снова стала как тряпочка, повисшая на ее руке. Поэтому я больше не сопротивлялась, а пошла к кровати.
Казалось погружение на матрас приносит столько физического комфорта, что я даже забыла на секунду о своем желании срочно узнать правду.
– Одну минуту, сейчас я позову врача, – сказала женщина, уложив меня на постель. – Хотите воды? – спросила она, передавая в руки бутылку.
Я залпом выпила глоток, освежая вновь пересохшее горло.
– Сейчас придет медсестра, она установит катетер, а также врач. Минутку, -произнесла сотрудница больницы и выпорхнула из палаты.
Я осталась, ожидая прихода врача. На часах было 3:05. Интересно, сейчас день или ночь, гадала я, ведь окна были плотно закрыты.
Через пару минут в палату вошел мужчина в белом халате.
– Мария, здравствуйте. Понимаю, у вас миллион вопросов, но сначала послушайте меня. У вашего мужа очень влиятельные враги. Его счета были арестованы одним нажатием на кнопку. Смотрите, – передал мужчина в руки лист бумаги с набором каких-то непонятных цифр.
По словам Swift, Account, Amount было понятно, что в документах речь идет о счетах в иностранных банках.
Приглядевшись, я была поражена размерами сумму. Там были миллиарды. Миллиарды долларов. И это все счета Сергея? Он миллиардер? Причем не владелец состояния в один – два миллиарда, суммы были в десятки, совокупно счета превышали отметку в 150 миллиардов.
– Слушайте, – отвлек мужчина меня от лицезрения ошеломляющих бумаг. -Видите эти цифры, сейчас там ноль! Ни одного доллара. Его враг из Всемирного Банка, тот, который входит в 20-ку самых влиятельных персон в финансовом мире. Он и еще 19 человек могут блокировать счета в любом банке мира, кроме Северной Кореи и Кубы, без суда и следствия. Такими правами не обладают даже Президенты стран. Так вот этот человек заблокировал все счета вашего мужа и направил эти деньги на другой счет. Более того, именно он организовал покушение на Стивена. Его попытка, как видите, – замолк он на секунду, – увенчалась успехом. Ваш жених мертв. Но мы должны вернуть эти деньги. Я вам объясню, как это сделать, но нам нужно срочно выбираться отсюда! Собирайте вещи, буду ждать вас внизу, машина Форд серебристого цвета, номер 023, – сказал он и выбежал из палаты.
Я уж было хотела его остановить, но не было сил. Какие на фиг деньги?! Мой Сергей мертв! А я должна думать, как вернуть эти деньги! Да катись все к чертям! Слезу брызнули рекой. Моя любовь, душа моя погибла из-за покушения какого-то влиятельного человека из сферы финансов.
Плечи сжимали тиски отчаяния, я не хотела ничего, хотелось умереть здесь и сейчас. Пусть лучше бы он мне изменял, но Сергей был бы жив! Как я вообще могла думать о нем плохо, рыдала я в подушку! Мир рушится, под ногами пропасть. Я не хочу ничего, хочу лишь увидеть своего любимого.
– Мария? Как вы себя чувствуете? – услышала я голос мужчины.
Я подняла глаза, передо мной стоял доктор.
– Вам не нужно так нервничать. Я понимаю, на вас столько навалилось. Но не забывайте, вы беременны, у вас двойня. И так свои сложности с вынашиванием, высокое давление крайне негативно для плодов. Как я понимаю, именно я должен вам сообщить плохие новости. Вам жених погиб при взрыве, но уверяю, он не страдал. Все произошло быстро. Не знаю, сможем ли мы вас выпустить на похороны вашего жениха. Если только в сопровождении медиков.
Я слушала его без доли эмоций, серость бытия не способна была вывести из ступора. Даже то, что мне только что прямым текстом врач сообщил о гибели любимого, не вывело меня из забытья. Апатия подавила все силы, тягу к жизни. Я более не способна была плакать.
– Мама и родители мужа. Где они? Я могу их увидеть? – поинтересовалась я без явного интереса.
Я должна побывать на похоронах, должна попрощаться. Ведь так? Так будет правильно? Спрашивала я себя, внимательно слушая пульс, когда доктор устанавливал датчики на сердце. Пульс был спокойным и ровным. Не было скачков давления или скорости сердцебиения. Я не нервничала, не переживала, не страдала, мне вдруг стало все равно.
– Да, они придут через несколько минут. Не переживайте, – говорил он, а сам удивлялся моему спокойствию. – Хм, может вам слишком много успокоительного дали, – произнес доктор шепотом, а потом взял медкарту и стал изучать.
Через минуту в палату зашла медсестра и установила катетер.
– Вам нужно поспать, еще ночь.
– Одним вопросом будет меньше, – произнесла я, понимая, что 3:05 это ночь, а не день.
– Да, да, но сначала Мария поговорит с близкими, они скоро придут. А потом ляжет спать. Она и так долго спала. Два дня, – добавил врач, делая записи в медкарте.
Через стеклянные стены я увидела как приближаются мама и Стивен старший. Вид у них был явно не веселый.
– Доченька, – защебетала мама, не зная, как ей вести себя со мной.
– Мария, – сжал отец моего любимого губы. – Завтра похороны. Я понимаю, что тебе сейчас тяжелее всех. И я не смею тебя просить присутствовать на них. Я бы рекомендовал тебе остаться в больнице.
Мама вопросительно взглянула на несостоявшегося свекра, она боялась сказать свое мнение.
– Я буду присутствовать, я должна, – слегка закивала я.
– Хорошо, – ответил он. – Извини, мне нужно идти, – говорил Стивен старший с серьезным видом, я понимала, мой почти свекр сдерживает слезы.
Мама присела рядом и взяла меня за руку. Было видно, что она ищет подходящие слова поддержки, но не решается их произнести. Мамуля думала, что каждая фраза, сказанная, чтобы меня приободрить, наоборот нанесет непоправимый вред психике. Но она была не права, мне все равно, эмоции отключены. Возможно мозг таким образом защищает меня от сумасшествия. Кто знает?!
Надеюсь, я смогу контролировать себя на похоронах, надеюсь, буду держать себя в руках. Это самое страшное событие в моей жизни. Теперь все переменится. Будет жизнь «до» и существование «после». Я обязана оказать уважение любимому, а не прятать голову в песок. Будет сложно. Будет невыносимо.
Но я должна пойти, должна последний раз прикоснуться к своей единственной настоящей