Незнакомец же говорил очень странные слова, проявлял поразительную для случайного прохожего осведомленность, и потому я таращилась на него с все возрастающим опасением. Если спаситель обещает мне седьмую ступень, значит, разглядел что-то еще, кроме слабеньких способностей искателя дорог. Но уверенно говорить о таком может только человек с сильной Искрой, что к моему собеседнику явно не относится. Весь вид его говорил, что передо мной — человек Железа до кончиков волос, и металла в нем больше, чем в ком-либо, встречавшемся мне на пути. Я сроду никогда не слышала, будто эти любимцы Идущей-с-Облаками[6] обладают талантом читать в душах!
Да и слишком уж лестное предложение, сложно не заподозрить подвоха. Фантазия сразу нарисовала множество нехороших и страшных картин, стоило мне представить, для каких целей этому сильному высокому мужчине могла бы понадобиться наивная девочка вроде меня.
— Я так хочу. Мне интересно, — спокойно ответил незнакомец, продолжая внимательно меня разглядывать. — Не бойся, не обману и не обижу. И другие не посмеют. Слово, — веско произнес он и, пока я пыталась придумать, как на все это реагировать, спокойно достал из ножен на боку длинный, устрашающего вида кинжал и чиркнул им по своему запястью, подтверждая клятву кровью.
Мне показалось — а может, и не показалось вовсе? — что порез в тусклом свете блеснул металлом.
Все это до нелепости походило на воплощение сказки, девичьей мечты: прекрасный герой, спасающий от страшного чудовища и увозящий на белом скакуне в закат. Настолько дико, что поверить в реальность происходящего просто не получалось, хотя моих слабых способностей вполне хватало, чтобы убедиться в подлинности клятвы, которую действительно приняли боги.
Я уже открыла рот, чтобы как-нибудь особенно нелестно высказаться о чудаковатости некоторых путников, но в этот момент взгляд зацепился за маячившего неподалеку декатора, и мне будто плеснули холодной воды за шиворот. На меня офицер сейчас не смотрел, он вообще был полностью поглощен своей болью и бедой, но… Я слишком давно знала этого человека, чтобы понимать: не спустит. Не того, что я избежала удара, а публичного унижения. И в следующий раз не просто приголубит в сердцах нагайкой, а осознанно забьет до смерти. Причем, боюсь, отнюдь не сразу: зная этого негодяя, в его грязных намерениях можно было не сомневаться.
— Я согласна, господин, — проговорила я тихо, опуская взгляд.
Не могу сказать, что я всерьез поверила этой клятве и прониклась доверием к незнакомому мужчине, который мог одной рукой сломать мне шею. При желании обещание это можно было толковать как угодно: кто знает, что чужак подразумевает под обидой и в чем именно не собирается обманывать? Я все-таки не ребенок, выросла в дороге и при трактире, видала в своей жизни многое и еще больше слышала от отца и постояльцев. Клятва звучала веско, но даже я смогла бы при желании найти в ней лазейку.
Вот только сейчас, на расстоянии удара нагайки декатора, я была готова на что угодно, лишь бы избежать расправы. Потому что остаться значило подписать себе смертный приговор.
А рядом с этим незнакомцем еще были возможны варианты.
Вельможа по-прежнему не вызывал во мне страха, а чутью я привыкла доверять. В конце концов, с меня-то он никаких клятв не требовал и никакими обязательствами не связывал — значит, ничто не помешает мне сбежать при малейшей угрозе.
Да к тому же путник был слишком спокоен и серьезен, а мне так хотелось поверить в правдивость его слов!
— Эта девочка — под моей рукой! — повысив голос, объявил присутствующим мой спаситель и добавил столь же спокойно и веско, долгим тяжелым взглядом смерив декатора: — Если кто-то посмеет хотя бы косо посмотреть в ее сторону — умрет.
Офицер затрясся и мелко закивал, хотя мне все равно не верилось, что этот человек послушается приказа какого-то незнакомца.
— Спой нам, бард, — буднично обратился ко мне вельможа, после чего развернулся и двинулся к большому столу в углу, где уже успели расположиться его спутники.
Своего имени он так и не назвал, но напоминать об этом я не стала. Гораздо разумней выяснить все самостоятельно, чем указывать высокородному на его оплошность.
А еще я запоздало огляделась и поняла, что окружающие смотрят на моего спасителя с благоговением и страхом гораздо большими, чем этого требует ситуация. Да и власть незнакомца, и его право вот так на ровном месте грозить окружающим смертью не вызвали ни у кого сомнений. Похоже, одна я не догадывалась, чья рука отвела удар, а для большинства присутствующих имя путника не было секретом.
Кто же он такой? Может, потому и не назвался, что не ожидал от меня такой неосведомленности?
Подобрав со своего стула в углу инструмент, я подошла к гостям.
— Что желает услышать господин? — спросила, украдкой разглядывая сидящих за столом спутников моего спасителя.
Их было восемь. Шестеро крепких мужчин в потертой дорожной одежде, явно охрана, богато одетый тип, который попросил сероглазого выпустить декатора, и еще одна непонятная фигура, с головой закутанная в плащ. Под капюшоном клубилась тьма, скрывавшая лицо, а руки явно принадлежали старику, но утверждать это наверняка я не могла: человека так плотно окутывали иллюзии, что не было шансов разобраться, где их начало, а где конец.
— Ты же бард, выбери то, что считаешь нужным, — улыбнулся вельможа.
— Вы хотите слышать голос или Искру? — после пережитого потрясения мне совсем не хотелось петь и уж тем более открываться для мира и сидящих за столом, чтобы подобрать нужную песню, но говорить об этом и спорить с желанием незнакомца не стоило. Я всерьез обязана ему, и пение — меньшее, чем можно отблагодарить.
— И то, и другое, — со смешком ответил за него богато одетый мужчина, бросив на моего спасителя непонятный взгляд.
Тот кивнул, и я осторожно присела на табурет, стоявший у торца стола. Мужчины предпочли устроиться на лавках вдоль, а напротив меня оказался загадочный тип в плаще.
Я глубоко вздохнула и медленно кивнула, скорее своим мыслям, чем ему в ответ. Прикрыла глаза, устраивая на бедре старую, еще отцовскую лиру, легонько приласкала струны.
Послушаем, что скажет мир. Если, конечно, он пожелает со мной сейчас откровенничать…
Бардов часто считают ветреными, непостоянными. Может, зачастую все именно так и выглядит, но такому поведению есть объяснение. Мы слышим мир и подхватываем его настроение, а мир изменчив. Приходят и уходят путники, дни сменяют ночи, и вместе с этим меняемся мы. Меняемся