Мама. Звонить ей? Подскочит давление, прихватит сердце. И будут они валяться в соседних отделениях. Алинка? Бестолковая. Положиться на нее нельзя, да и маме тут же донесет в красках. Отчиму? Не то. Ника не могла сосредоточиться и уж тем более разговаривать. Может, лучше потом позвонить?..
Водитель несся со всеми спецэффектами. Сирена истошно завывала, мерцали проблесковые маячки. Машина вихляла из ряда в ряд, резко тормозила на светофорах. У Ники в ее положении не было возможности смотреть вперед, чтобы заранее готовиться к маневрам, поэтому ее зверски трясло. От каждого толчка живот вспыхивал и разгорался болью, она старалась не ныть, только впивалась в ручку и грызла нижнюю губу. Кожа лопалась, но это хотя бы отвлекало от живота.
Они свернули, да так, что будь это зимой, их непременно занесло бы в канаву. Скорая подпрыгнула на лежачем полицейском. Черт, какая-то табуретка на колесах! Из глаз брызнули слезы.
— В какую больницу мы едем? — спросила Ника у докторши.
— В районную Пушкинскую, — тетка взглянула на нее удивленно, будто не ожидала, что девушка еще в состоянии говорить.
— А адрес какой? — машину снова тряхнуло, и Ника с трудом сдержала стон.
— Вам зачем? В навигатор забить, что ли? — пробасил водитель и довольно хохотнул. — Подъезжаем. Готовьтесь.
В лучших традициях городского транспорта скорая тормознула, едва не выпустив больную через лобовое. Ника приготовилась к суете. Докторов она побаивалась, но не телевизионных. Студенческие годы провела с любовью к американскому сериалу. Ковбойская небритость, белейшая улыбка, скульптурные торсы под халатами… И страсти, страсти, страсти.
Произойди с ней все где-нибудь там, по ту сторону экрана, ее бы сейчас везли на каталке, бежали рядом: «Девушка, белая, двадцать семь лет, состояние критическое…» И оглушительный писк мониторов. Ан нет, все вышло прозаично.
— Валера, шевели копытами, — процедила тетка. — Да нет, вот здесь возьми. И где их носит?
— Место дали, обещали взять, — Валера дернул каталку, колесики с легким скрежетом разложились.
— Опять самим… В конец обнаглели.
И ее снова повезли. Высокие тщедушные сосны с березами, унылая желтая постройка. Ника тянула шею, пытаясь прочитать табличку, но замутненный взгляд выделил только «проф». Профессура? Профессионализм? Профориентация? А в Пушкино одна больница? Ее вообще кто-нибудь здесь найдет?
Втянули по крутой горке к приемному, здание угрожающе нависло над ней, и Нике стало по-настоящему жутко. Господи, где она?!
— Принимайте, — с облегчением выдохнула докторша кому-то.
Валера загораживал обзор.
— Что у нас?
— Острый живот, звонили же.
— Давайте ее пока в колбасу[1], — хриплый, прокуренный голос непонятного пола. — Оформлю.
— Что? — подскочила Ника? — В какую колбасу?
— Да вы только не нервничайте, — бросил голос. — Сейчас я к вам подойду.
Колеса гулко загремели по плитке, запахло столовой и хлоркой, зеленоватые стены узкого коридора засасывали ее внутрь бетонным удавом. Гудели голоса, стонал какой-то мужик, старушка в халате плескала тряпкой в ведре. Валера с теткой переложили Нику на коричневую больничную каталку.
— Подождите, а как же?.. — Ника хватала ртом воздух, собираясь с мыслями.
Она ничего не понимала, и в то же время не могла точно сформулировать вопрос. Надо было сказать хоть что-то, задержать их, успокоиться. Какие-никакие знакомые лица…
— Удачи вам, девушка, — добрый Валера хлопнул ее по коленке, и они с коллегой исчезли.
Ника осталась одна. Приподняться и присесть не получалось, каждое движение отдавало дикой болью. Где-то в глубине здания эхом разносилось какое-то лязганье то ли посуды, то ли хирургического инструмента. На потолке тихо дребезжала длинная тусклая лампа с несколькими дохлыми мошками внутри. Смертельно захотелось всплакнуть. Хорошенько, отчаянно, как в детстве, когда кто-то обидел. Такой плач скорее для мамы, чтобы скорее прибежала, обхватила мягкими руками, погладила по затылку. И снова по вискам побежали горячие капли.
Ника шмыгнула, стиснув телефон. Позвонить бы маме, но нельзя. Не в таком состоянии… Отвернулась к стене: здоровенный плакат о пожарной безопасности. Хоть что-то. Она принялась читать. Выражение «запасный выход» показалось ей вдруг страшно забавным. Все же говорят «запасной», тогда зачем так писать?..
— Ну, как вы тут у меня? — прозвучал над ухом все тот же голос из приемной, и Ника, повернув голову, увидела одутловатое лицо с жидкими усиками.
Половая принадлежность все еще не угадывалась.
— Живот болит, — ответила Ника первое, что пришло на ум.
— Ну, что поделать. Поэтому вас и привезли, — изрекло лицо и, видимо, для утешения неестественно осклабилось. — Поехали, сейчас уже и доктор придет.
— А мне в скорой сказали, что надо срочно оперировать…
0
— Мало ли, что они там сказали, — человек в белой форме обошел вокруг Ники, и она не без некоторых сомнений склонилась к женскому варианту. — У них там свое, у нас здесь свое…
И после этого неоспоримого и глубокого философского замечания, медсестра толкнула каталку.
— Вы у нас тут не одна такая хорошая, — рассказывала она по дороге. — Привезли сейчас парня молодого. ДТП. Жалко, конечно. Весь в фарш, ногу придется собирать по кусочкам. Только вот закончили кровь оттирать, все нам тут забрызгал. Кто-то бы сказал не жилец, а у наших врачей руки золотые. Все наши там сейчас. А вы говорите, срочно оперировать. Подождете немного, — и распахнула белую дверь смотровой.
Нике стало стыдно. Отвлекать своим аппендицитом от спасения жизни… А если окажется, что не аппендицит совсем? А она их всех оторвала?
— Где у нас острый живот? — шаркнув белыми тапочками, к ним вошел врач.
У мамы на даче есть такие же тапочки…
— Вот, Виталий Семеныч, — сестра услужливо подскочила.
— Ну, здравствуйте, как вас величать? — доктор нагнулся и заглянул Нике в глаза, словно тестируя ее на слабоумие.
— Ве… Вероника.
— Очень приятно, — он поправил хирургическую шапочку. — Давайте, показывайте, что тут у вас, — откинул простыню и быстрыми движениями фокусника помял живот. — Ну-ну, все, уже не больно. Так… Ну да. Давайте ее на УЗИ, Нина. И готовьте. Литовцев подойдет сейчас. И прокапайте как обычно. Давайте две…
— Что у меня? — испуганно перебила Ника. — Аппендицит?
— Да вы и сами лучше меня знаете. Давайте, Ниночка, через часик возьмем, — кивнул сестре и вышел.
Подскочила еще какая-то женщина, взяла кровь на анализ, и Нику покатили на УЗИ. В маленькой комнатке было темно. Только голубоватый свет монитора. Усатый мужчина молча плюхнул ей на живот холодный гель, все внутренности сжались в комок, по телу прокатилась дрожь. Потом последовал датчик, и Нику едва не выгнуло в мостик от боли.
— Не шевелитесь, мне же надо посмотреть, — проворчал мужчина, надавливая еще сильнее.
Она постаралась не шевелиться изо всех сил, от напряжения даже согнув пальцы ног. Еще секунда, и она будет кричать, никакой мочи нет терпеть… Еще секунда… Но он убрал датчик и бросил на живот пару бумажных салфеток. Как будто их хватило