Геллард покачал головой:
— Не думаю, что это просто везение. Стихии помогли вам. И я, как никогда, им за это благодарен.
Карт рассказал, что произошло после нашего перемещения. Стражники и дознаватели их службы оказались довольно быстро на месте происшествия, все-таки многие жители Балфа знали нас в лицо. Но допрашивать было некого: перевернутая повозка с цыганским скарбом и мертвая старуха, раскрывшая в застывшем крике рот.
— Старуха? — я удивилась. — Там была довольно молодая женщина.
— Личина. Видимо, чтобы не бросаться в глаза.
— Но почему она была мертва?
— Тот активатор портала оказался с двойным дном. Тебя он должен был перенести к цели, ее — убить очень хитрым заклятием. Как будто она дала кому-то клятву полной верности и не исполнила ее. Но она не давала. Мы пока разбираемся, как можно было это сделать без добровольно отданной капли крови, но то, что ее изнутри сожгло именно наказание, — точно. И пытаемся понять, откуда она взялась. Это сельша, и пусть они всегда были одиночками, ее имя и постоянное место проживания могли бы стать ниточкой.
— И опять там никаких других магических следов? — я уже была заранее готова к ответу.
— Опять. — Карт вздохнул.
— Мы более-менее можем быть уверены в одном: Сарду — скорее всего Сарду — зачем-то нужна именно ты. И он будет добиваться тебя всеми способами. Анна, кроме дворца и Академии, в остальных местах слишком опасно. Пока происходят все эти странности, я попросил бы — а если надо, прикажу — никуда больше не выходить. Это понятно? — к концу монолога голос Гелларда стал максимально сух. — И более того. Мы еще подумаем, может, отошлем тебя куда-нибудь в безопасное место. Я подумаю, — подчеркнул он.
Что там Рон говорил? В обязательном порядке подчиняться Императору придется даже мне? Ну что же, я не возражаю. Меня до сих пор передергивало и тошнило, когда я вспоминала те подземелья.
Мы остались в императорском дворце до следующих выходных. Я была еще слаба, да и у Рона много дел, а он не хотел отправлять меня в Академию одну. Я читала книги, периодически выбиралась на различные обеды, устраиваемые дружественными лицами, и корила себя, что не попросила у Гелларда доступа в закрытую часть библиотеки — был ведь удобный случай. Но Императора я больше не видела, а Арий меня избегал. Не то чтобы мы до произошедшего везде ходили парой, но сейчас это выглядело странно. Если мы с ним пересекались, то держался он максимально вежливо и отстранение, говорил немногословно и старался как можно быстрее уйти. Сам он больше не приходил, хотя друзья у меня в комнате собирались регулярно.
Я злилась. На него — за холодность, на себя — за те чувства, которые он во мне вызывал. Он нравился мне. Очень. И тогда, когда был отстранен и похож на мраморную статую. И тогда, когда бесился. И когда его глаза выражали страсть. Мне нравились его манеры, его чувство превосходства, его благородство и жесткость. Я понимала, что не я первая и не я последняя, потому и злилась. Меня больно задевало его безразличие. Я была взрослая женщина и не собиралась бегать как собачка за тем, кому я не интересна. Ну или интересна только иногда.
И мучилась оттого, что побегать-то как раз хотелось бы.
Я даже с радостью вернулась в Академию и полностью погрузилась в учебу. Так и переживать времени не было: пришлось наверстывать пропущенное, да и новые уроки становились все сложнее. И у меня теперь был дополнительный стимул: все время думала, выжила бы я, попади в Проклятый город одна? Выводы были, прямо скажем, неутешительные.
ГЛАВА 2
У меня прибавилось дисциплин с боевыми магами. Теперь, кроме отработок на полигоне под руководством неизменного Тхарна Акра и уроков боя с холодным оружием, я изучала огненную и водную боевую магию — опять же с группой Эля, а также типично эльфийское искусство с Ариэлем: стрельбу из лука, умение быстро и бесшумно перемещаться по лесу, работу с животными. Животных — лошадок, там, собачек — я, конечно, любила, но вот усмирять диких волков и мустангов оказалось несколько другим занятием. А эльфы могли «договориться» практически с любым, даже самым злобным животным, и потому прекрасно себя чувствовали в одиночку в глухих лесах.
— Что ж ты не успокоил тогда тех жутких волков? — злобно пыхтела я, пытаясь нагнать друга, с какой-то нереальной скоростью перемещающегося между стволами деревьев.
— Ты забыла, что усмирение — это не только концентрация и поведение, но и магия. А в цветах амагиков она пропадает. Я, конечно, не остаюсь безоружным и без своей силы и могу успешно работать с хищниками, но с некоторыми, к сожалению, это невозможно.
Получались бегство по лесу и навыки «работы» с животными у меня пока плохо. Лошади иронично ржали и отказывались подходить, волки бросались на меня — только и спасал магический щит. Но я и не рассчитывала на быстрые успехи: эльфы оттачивали это мастерство чуть ли не с младенчества, я бы не достигла никаких значимых результатов за несколько недель.
— Мы с друзьями всегда убегали в лес после завтрака, — рассказывал Ари про свое детство и улыбался, — и там проводили практически весь день: лес давал нам кров, еду и возможности для игр. Для эльфов не имеет принципиального значения, какой лес станет им домом. Темный северный или тропический южный, с волшебными цветами и животными или практически мертвый, зимний или летний. Мы любим и чувствуем любой и можем его преобразовывать.
— Как?
— Мм… Мы сливаемся с лесом и… шепчем. Шепчем свои пожелания и любовь. Чтобы рождались цветы и плодоносили деревья, чтобы росла трава и листья тянулись к свету, чтобы наполнялись силой корни и очищались ручьи. Лес на какие-то мгновения может стать нами, а мы — лесом, и тогда наши кровеносные сосуды становятся его реками, наши глаза — его птицами, наши руки — его ветками. И это невероятное чувство.
— Ари, а вот ты разве не должен был потерять такие умения, раз живешь в Таларии,