— И ты готов получить по морде? Получить непередаваемый, так сказать, журналистский опыт?!

— Да по какой морде? Там не опасней, чем у меня во дворе!..

— Хм, не сказал бы… — с сомнением произнес коротышка Витюша в очках и с айфоном наготове. — Знаете, какое число драк, ограблений и убийств там совершается ежегодно?! — громогласно вопросил он.

— Ну как-то же люди там живут! Никто и не догадается, зачем я там… Если снять, к примеру, там квартиру и…

— О, ну тебя занесло! — прокомментировала Катя.

— Знаешь, Слав, Катька права, — Полина отложила вилку и серьезно посмотрела на приятеля. — Я знаю совершенно точно, что у тебя ничего не выйдет. Чтобы «внедриться» в ту компанию, тебе пришлось бы перенестись в прошлое, в детство. Именно тогда формируются эти банды. Ребята растут, кто-то встречает свое шестнадцатилетие в колонии для несовершеннолетних, другие к восемнадцати годам превращаются в алкоголиков. А у кого-то к двадцати свой, мягко говоря, не совсем легальный, но уже вполне развитый бизнес. Соваться туда и вынюхивать там что-то очень опасно — это правда. Они не любят чужих. И не поскупятся на то, чтобы убрать какого-то пронырливого журналиста, который влез туда по глупости.

— Но откуда ты все это знаешь? — тихо спросил опешивший Славик. Да и все остальные замолчали. Никто не ожидал от Полины ничего подобного. Она вмиг осеклась и с невинным видом откинулась на спинку стула.

— Знаю, потому что у меня были друзья, которые жили в этом районе. Я училась с ними в одной школе. И они видели всю ту жизнь изнутри. Там хочешь или не хочешь, но ты в курсе всего, что там творится. И люди пропадали, и чужих изгоняли — сначала по-хорошему, потом… — Полина приостановилась, сделала глубокий вдох. — Ладно, это все неважно, правда. Важно лишь то, что это бесполезно и бессмысленно, то же самое, что пытаться убежать от своей тени.

— Вот! — громогласно подытожила Катя, чем и поставила в разговоре точку. Славик замолчал, кажется, не убежденный до конца. Он поглядывал на Полину, а она, чтобы скрыться от его взгляда, подтянула к себе газету, лежавшую на столе, в которой как и раз и была опубликована заметка об исчезновении девушки.

Это была газета, в которую она еще до Нового года устроилась внештатником. Платили, разумеется, мало, но это было хоть что-то в плюс к тем деньгам, которые зарабатывала Нина. Полина эту газету читала очень редко, как и любой, кто постоянно общается с редакцией и имеет возможность видеть эти тексты в процессе подготовки номера. Она пробежала глазами первую полосу, затем развернула газету и углубилась в чтение.

Ее однокурсники, все еще возбужденные после перепалки, снизили голоса и общались вполголоса. Кто-то ел, кто-то копался в телефоне, кто-то переписывал домашку на следующую пару.

Заголовок материала на третьей полосе гласил: «Студент актерского факультета получает свою первую роль в новом столичном проекте».

Под заголовком располагалась фотография молодого человека ее возраста, который улыбался, стоя на залитых солнцем знакомых ступеньках драматического театра.

Полина внимательно изучила материал, с небывалой скрупулезностью вчитываясь в каждое слово. Особенно она останавливалась взглядом на фразах: «далеко не каждый актер получает такой шанс в самом начале карьеры», «сегодня для Родиона Раскова на небосклоне славы зажглась первая звезда» и других, не менее красочных. Растянутый на полосу материал не скупился на комплименты. Поморщившись на последнем предложении, Полина опустила газету и тут же услышала знакомый голос за спиной:

— Изучаешь внимательно, прямо как редактор, Полька! Жалеешь, что не тебе поручили это задание?!

— О да, — ответила она с улыбкой. — Но я тебе не соперник, Петро.

Ее коллега, такой же внештатник, как и она, Петька Долгушин будто только и ждал момента, когда может сказать ей эту фразу.

— Ты же знаешь, я слишком часто посещаю театр и мне не хватило бы на этот текст времени.

— Но я как раз думал, что театральной культурой занимаешься ты, тебе и отдадут материал.

— Как видишь, нет. И слава Богу!

— Почему это?

— Общаться с зазнавшимися раньше времени актерами — не такое уж и великое удовольствие. Хватает наших постоянных бесед об их спектаклях… — Полину на самом деле передергивало от одной мысли, что ее могли отправить на беседу с Расковым, но делиться этим с Петькой она не собиралась.

— На самом деле, он не такой уж и зазнавшийся. Обычный парень. Ну, конечно, для него было шоком, что его взяли…

Петька еще что-то говорил, но она уже почти не слушала, мысли ее унеслись далеко. Над факультетом прокатился звонок, оповещающий о перемене, и однокурсники начали собираться на пару. Время утреннего прогула закончилось.

Полину Орешину любили на факультете. За чувство юмора, открытую улыбку. Ее магнетизм был связан еще и с яркой, солнечной внешностью, к которой тянулись в пасмурную холодную погоду, с пасмурным не весенним настроением. Она не была идеальной классической красавицей, но ее лицо притягивало к себе взгляд своей необыкновенной живостью. У нее была обаятельная улыбка, ее волосы играли на солнце разными красками. Пряди были и светлые, и оранжевые, и песочные — что странно шло ей и сочеталось с меняющимися от настроения оттенками голубых глаз.

В последние два года она подумывала вернуть себе исконно каштановый цвет волос, но до решительных действий дело пока не дошло.

Она вообще была человеком, который, как это и часто бывает, смутно представляет, чего хочет от жизни. Она не задумывалась над правильностью того или иного выбора, просто потому что ей еще не приходилось за него отвечать. И потому часто не понимала, что одно — яркое и красочное, выдает за другое. Считает своим, хотя следовало бы и поостеречься с выводами.

Она считала факультет своим вторым домом. И гордилась тем, что он у нее был. Здесь она могла быть другой «самой собой». Не такой, как с сестрой, родителями, друзьями детства. Это была крайне искренняя степень притворства — ее постоянная роль шута и утешителя — в хорошем понимании этих слов. И почти никто и никогда не видел ее другой, и вряд ли задумывался над тем, что она может переживать, грустить, нервничать, искренне ненавидеть.

Как ни странно, люди, которые догадывались, что она на самом деле другая, были именно там, где она чаще всего находилась по работе.

В театре.

II

День

Полина Орешина вышла на свет и от неожиданности зажмурилась.

- Минутку подождите, пожалуйста! — произнес добродушный стариковский голос. — Сейчас мы закончим здесь и начнем с вами.

- Да-да, спасибо. Я подожду, сколько потребуется. — Боком она проскользнула мимо сцены, с которой актеры спешно убирали декорации, и, пользуясь тем, что никто не видит, выбрала себе стул в тени. И тут же слегка передвинулась, избегая попавшего снова в глаза света