них пошли на борьбу со сквозняками, рвавшимися из-под двери. Конрад раскрывал тайны своей домашней жизни первому встречному, коим я являлся. Я едва было не наказал его: никогда не следует раскрывать свои тайны первому встречному, так же как не следует брать конфеты от незнакомых. Отсутствие недоверчивости вызвало у меня еще большую симпатию к нему и усилило неумолимо растущее желание защитить его. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, что его хорошенько облапошили с этой квартирой. Теперь хозяин будет иметь дело со мной! Я не позволю, чтобы Конрад попал в ловушку и заработал пневмонию. И поскольку я присел в уголке, чтобы подождать, пока он закончит работу, то понял, что этот человек приносит себя в жертву, угождая желаниям других. Я видел, до какой степени некоторые покупатели злоупотребляют его добротой, требуя снять книги с самых верхних полок, именно ему доставались приказы начальства сбегать на улицу и что-то купить. Конрад никогда не возражал, сохраняя на устах кроткую улыбку, с которой не стыдно предстать перед Всевышним. К тому же он вычислял всех клептоманов в магазине. Позднее он признался, что когда-то сам мог украсть все что угодно. Я был слегка удивлен подобным признанием, но, приглядевшись к нему хорошенько, понял, что он просто не способен внушить недоверия. Совершенные им кражи были спровоцированы его лжедрузьями, которые манипулировали им. Я легко мог представить его в окружении насмешников и любителей легкой наживы, отправляющих его на «дело» и готовых подставить его, если что-то сорвется. Эти мерзавцы внушили ему, что воровство всего лишь игра, и теперь, сам выслеживая таких же игроков, он понял, что воровать нехорошо. Я подтвердил:

– Да, Конрад, воровать стыдно.

Мы пришли в его опасную для здоровья халупу. Лестничные ступеньки скрипели, разбухший от воды деревянный пол хлюпал под ногами, выбрасывая фонтанчики дождевой влаги. Но больше всего меня потрясло отсутствие звукоизоляции. Шум проходил сквозь стены, сводя на нет их назначение. Эти стены были совершенно бесполезны, они досадовали, что стоят здесь, подобно оазису в пустыне. Из всех квартир слышалась музыка и разговоры, и очень скоро становилось непонятно, кто с кем говорит и кто что слушает. Создавалось даже ощущение, что можно различить, как люди топчутся на месте или просто волнуются. Звуковой винегрет. И это не считая яростного соперничества телевизоров, то была борьба не на жизнь, а на смерть. Нужно было разгадать законы этой борьбы, законы того, кто надежнее подлатал свои крепостные стены. Клер Шазаль[7] усваивала повадки певицы Кастафиоре,[8] а был еще только вечер пятницы. Наконец мы доплелись на одиннадцатый этаж с ощущением, что отработали смену на каменоломне. Я уже плохо представлял, на каком я свете, когда Конрад открыл дверь своего жилища, куда его завлекли обманом. Сначала внимание мое привлекли разбросанные по полу игрушки. Не оставалось сомнений, что в них играли совсем недавно. Я еле сдержался, когда увидел видавшего виды плюшевого слоника без хобота, бережно положенного на подушку. Тогда я обернулся к стоявшему в дверях Конраду; с его лица уже несколько часов не сходила едва заметная улыбка, он подошел ко мне, чтобы представить слонихе по имени Конрадетта. Я с полной серьезностью взирал на его подругу и уже собрался произнести слова приветствия, когда Конрад знаком велел мне молчать, указывая, что Конрадетта еще спит. Собравшись с мыслями, я заметил, что в квартире ужасный беспорядок. Когда рассеялось первое магическое впечатление от мелких деталей, я испытал потрясение при виде общей мерзости запустения. Мне не хотелось ни задерживаться здесь, ни предаваться размышлениям, и я попросил своего подопечного немедленно собрать свои вещички. Поскольку я приказал, он подчинился. Все его материальное достояние умещалось в одном чемодане. В ходе короткого брифинга он выслушал описание комнаты, где ему предстояло жить.

Неужели я и впрямь не способен правильно описать Конрада? Он не обманывался относительно собственного положения и горячо благодарил меня за помощь. Он хотел заплатить мне, и я пообещал, что мы вернемся к этой теме позднее, если квартира ему понравится. Когда люди живут в трущобах, трудно предугадать их реакцию. Самое опасное – это то, что к хорошему привыкаешь; если годами пьешь столовое вино, марочные вина могут вызвать лишь рвоту. По дороге, начав описывать ему Эглантину и все ее фирменные блюда, я вспомнил о Терезе. Мне еще не удавалось так долго не вспоминать о ней. Невероятно. Стоило мне почувствовать расположение к незнакомому человеку, это сразу же вытеснило из памяти женщину моей жизни. Я повторял эти фразы как воскрешенный на свет, готовый все начать заново. Тут не было никакой логики.

Логика – вернувшись домой, я наконец понял, что это такое. Я понял это без особых усилий. Потребовался лишь маленький Конрад, его застенчивость, нерешительные шаги по направлению к гостиной. Свечка затухала в конвульсиях; только свечам известен секрет мучительного конца. Я видел, как в этом неверном свете, полном надежд, он поставил на пол свой чемодан, итог его жизни. Он чувствовал себя неловко, и при этом все казалось ему естественным. В его годы еще неведомы сомнения. Все шло своим чередом, а невинность – сама естественность. Он повернулся ко мне, взглядом вопрошая, что он должен делать. Я почувствовал себя ответственным за него, почти взрослым. Я чувствовал себя отцом. А Тереза почувствует себя матерью. Иначе и быть не может. Я отвел Конрада в его комнату, и он послушно разложил вещи. Он считал, что у меня первоклассная квартира, и еще раз поблагодарил за гостеприимство. Нет, это я должен был его благодарить. Возможно, с его помощью мне удастся вернуть Терезу.

Часть вторая

I

Я быстро написал записку Терезе.

С сегодняшнего дня у нас появился третий жилец.

Мне хотелось заинтриговать ее, выражаясь предельно расплывчато. Не увидев ни малейшей реакции с ее стороны, я заключил, что мне это не удалось. Я не торопился, не сомневаясь в том, что она скоро будет растрогана. Главное было играть по ее правилам, чтобы удержать ее как можно дольше. Я чувствовал себя как тяжелобольной, который внезапно готов признать этот факт, поскольку изобрели лекарство от его болезни. Я чувствовал себя уверенно – как курильщик, который умеет пускать дым кольцами; не было иного выхода, кроме как позволить событиям развиваться циклически. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Конрад должен выступить в качестве подопытной свинки, помещенной в закрытое пространство, он должен сделать так, чтобы разлюбившая меня женщина изменила свое утилитарное отношение ко мне. Случайностей не существует, понятно без слов, что я поставил все на Конрада. Я был так счастлив, что