в его душе, останется с ним навсегда. И Гурвек, желая достичь этой цели, разработал собственную методику, казавшуюся на первый взгляд почти мистической: внимательно изучая внешность посетителя, он мог точно угадать, какая книга ему нужна.

Неугасимая энергия, которую Гурвек вкладывал в жизнедеятельность своей библиотеки, побудила его увеличить ее фонды. Он расценивал это как важную победу, словно книги составляли редеющую армию, и любой акт, мешавший их неизбежному исчезновению с полок, являл собой маленький триумф. Мэрия Крозона пошла даже на то, чтобы учредить должность помощника библиотекаря, и Гурвек дал объявление: «Требуется…» Он любил заказывать по списку новые книги, расставлять их по полкам согласно своей системе и заниматься прочими необходимыми делами, но мысль о принятии решения, касающегося живого существа, приводила его в ужас. Тем не менее он мечтал видеть рядом с собой человека, который стал бы его литературным наперсником, с кем можно было бы часами обсуждать употребление многоточий в прозе Селина или мотивы самоубийства в творчестве Томаса Бернхарда[4]. Правда, этому мешала одна черта его характера: он прекрасно знал, что не способен отказать кому бы то ни было. И потому принял самое простое решение: он возьмет в помощники первого, кто придет наниматься. Вот так и появилась в библиотеке Магали Кроз, отличавшаяся одним неоспоримым достоинством – мгновенной реакцией на предложение работы.

3

Магали не слишком любила читать[5], но у нее было двое малолетних сыновей, и ей срочно требовался хоть какой-нибудь заработок, поскольку ее муж работал на «Рено» механиком на полставки. В начале 1990-х годов, когда на Францию уже неотвратимо надвигался кризис, страна производила все меньше и меньше автомобилей. И Магали, подписывая договор в библиотеке, думала о руках своего мужа, руках, в которые навечно въелась машинная смазка. А переставлять книги на полках с утра до вечера – вот уж это занятие не грозило ей никакими проблемами. В том-то и крылось главное различие: с точки зрения чистоты рук муж и жена двигались в диаметрально противоположных направлениях.

В конечном счете Гурвек примирился с тем, что у него в библиотеке будет работать человек, который не почитает книги как святыню. Ну и ладно, подумал он, можно ведь состоять просто в добрых отношениях с коллегой, даже если не получится каждое утро анализировать вместе с ним немецкую литературу. Итак, он занимался тем, что давал советы читателям, а Магали ведала логистикой, и этот тандем действовал весьма слаженно. Магали никогда не позволила бы себе критиковать инициативы своего начальника, однако она не скрыла сомнений по поводу этой истории с отвергнутыми рукописями:

– Какой вам интерес держать тут книжки, которые никому не нужны?

– Это американская идея.

– Ну и что?

– Я делаю это в память о Бротигане.

– Это еще кто такой?

– Был такой писатель. Вы разве не читали его роман «Грезы о Вавилоне»?[6]

– Нет. И все равно, странная какая-то идея. Так вы что, и вправду хотите, чтоб они стаскивали к нам свои сочинения? Да сюда вмиг сбегутся все местные психопаты! Писатели – они же вообще чокнутые, это давно известно. А уж те, кого не напечатали, небось в сто раз хуже!

– Но так они хотя бы получат здесь приют. Можете рассматривать это как акт благотворительности.

– Ага, я уже поняла: вы хотите сделать из меня Мать Терезу для писак-неудачников.

– Н-ну… что-то вроде этого…

Однако Магали очень скоро признала, что в этой идее есть и хорошие стороны, и принялась с жаром воплощать ее в жизнь. Тогда же Гурвек разместил объявление в специализированных газетах и журналах, в частности таких как «Lire» и «Magazine littéraire». Авторам отвергнутых рукописей предлагалось приехать в город Крозон, чтобы оставить свое сочинение в местной библиотеке. Эта инициатива была мгновенно принята на ура многими писателями-горемыками, которые не колеблясь пустились в путь. Многие из них пересекали всю Францию, стремясь избавиться от горьких плодов своего неуспеха. Это напоминало какое-то мистическое паломничество, литературное подобие богомолья в Сантьяго-де-Компостела[7]. Проехать сотни километров, чтобы исцелиться от горького сознания своей литературной никчемности, – в этом крылся мощный символический стимул, то был путь к избавлению от Слова. И возможно, путь этот манил их тем сильнее, что библиотека находилась в Крозоне, в Финистере – самом западном департаменте Франции, что лежит на краю земли.

4

За каких-нибудь десять лет библиотека пополнилась примерно тысячей рукописей. Жан-Пьер Гурвек, зачарованный обилием этих бесполезных сокровищ, не уставал любоваться ими. Однако в 2003 году он тяжко занемог и долго пролежал в больнице Бреста. В его глазах это было двойным несчастьем, правда собственное здоровье огорчало его куда меньше, чем разлука с книгами. Даже из больничной палаты он продолжал засыпать Магали директивами, оставаясь в курсе литературного процесса и прекрасно зная, какие издания ей нужно заказывать, чтобы его библиотека была укомплектована полностью. Он тратил последние силы на дело, которое так его вдохновляло. Увы, похоже было, что о собрании отвергнутых рукописей стали забывать, и это очень угнетало Гурвека. Первый острый интерес публики давно угас, и теперь его слабо подогревали только отрывочные сведения, передаваемые из уст в уста. Да и сама «Brautigan Library» в Соединенных Штатах тоже дышала на ладан. Никто больше не желал принимать отвергнутые книги.

Гурвек вернулся из больницы страшно исхудавшим. С первого взгляда было понятно, что дни его сочтены. И жители городка, проникшиеся к нему жалостью, внезапно выказали горячее стремление брать книги в библиотеке. Магали пооощряла как могла этот искусственный читательский пыл, сознавая, что он подарит Жан-Пьеру последние радостные дни. Изнуренный болезнью библиотекарь даже не догадывался, что нежданный наплыв посетителей никак не может быть естественным. Напротив, он тешил себя мыслью, что его долгий подвижнический труд наконец-то приносит плоды. В этом счастливом заблуждении ему и предстояло уйти из жизни.

Магали зашла еще дальше: она обратилась ко многим своим знакомым с просьбой скоренько написать роман, дабы пополнить запасы отвергнутых рукописей в библиотеке. И даже попыталась привлечь к этому свою мать.

– Но я не умею сочинять, – ответила та.

– Вот и попробуй, давно пора начать. Напиши мемуары.

– Да я уже ничего не помню, и потом, я наделаю массу ошибок.

– Это не важно, мама. Нам нужны новые рукописи. Пусть даже это будет твой список покупок, и такое сойдет.

– Вот как?! Ты думаешь, это может быть кому-то интересно?

– …

И в конечном счете она согласилась переписать телефонный справочник.

Эти сочинения, по которым плакала помойка, разумеется, уводили проект от его начальной цели, но какое это имело значение?! Восемь рукописей, собранных Магали за несколько дней, добавили счастья Жан-Пьеру. Он расценил это событие как новый всплеск интереса к его инициативе, знак, что не все еще потеряно. Теперь он уже не мог наблюдать, как прежде, за расширением