2 страница
Тема
и лифчике валяюсь на животе поперёк кровати, трудно поверить, что я – надежда семьи. Однако это так. Что касается моего наряда, то у меня есть смягчающие обстоятельства: в Нью-Йорке стоит удручающая жара. Кажется, раньше, до этого долбаного потепления, климат здесь был более умеренным. Но теперь меньше сорока градусов летом не бывает, да и зимой не холоднее двадцати пяти. И это просто невыносимо. Конечно, у обитателей куполов таких проблем нет. В их гигантских домах установлены кондиционеры… Но это другая история. И потом, у меня правило: никогда не говорить о Неприкосновенных раньше десяти утра. От мыслей об этих богачах у меня всегда портится настроение. Кстати, а который час? Я пытаюсь разлепить веки. Свет, похоже, вознамерился выжечь мне сетчатку. Уже день? Я снова закрываю глаза. Потом, потянувшись, встаю. За окном светло. Однако пелена смога так плотна, что определить время по солнцу невозможно. Мы вообще понимаем, что оно взошло, только когда начинаем задыхаться от жары. Я зеваю. Вчера засиделась допоздна. А сегодня у нас контрольная по математике, которую мне никак нельзя пропустить.

Надо сказать, что дети бедняков, вроде меня, обычно не имеют права ходить в школу. Учёба – это для тех, кто родился и живёт под куполами. Для Неприкосновенных. Несколько лет назад, заботясь о справедливости и создании социальной мобильности, правительство решило открыть доступ к образованию избранным детям из неблагополучных районов.

Нас тестируют целых три года – с шести до девяти лет. Потом лучшие получают право учиться вместе с Неприкосновенными. Из всего нашего квартала выбрали лишь двоих. Меня и моего приятеля Флинна, о котором я расскажу попозже. Когда школа – это привилегия для избранных, ты, конечно, делаешь всё возможное, чтобы не упустить свой шанс. Ведь если ты не получишь диплом, то никогда не сможешь вытащить близких из нищеты.

– Исис опоздает в школу!

Существо, которое так гадко вопит, – это мой младший брат Зак, шести лет. Довольно неприятный тип, хотя родители считают, что «неприятный» – слишком мягкое слово. Я нащупываю скомканные носки и запускаю Заку в голову.

– Отвали, садовый гном!

Он без труда уворачивается. Просто я ещё едва продрала глаза. Иначе бы он так легко не отделался! Я лениво поворачиваюсь к будильнику, уверенная, что Зак меня разыгрывает.

– Разрази тебя цунами!

Вы, наверное, не в курсе, но для нас это – самое страшное ругательство. Ведь мы живём в плавучих трущобах Нью-Йорка, в самой большой из них, с восточной стороны. Из-за глобального потепления уровень океана поднялся на двадцать метров, и манхэттенские небоскрёбы частично ушли под воду. Я живу в Зоне Затопления, небольшой плавучей деревеньке, прилепившейся к одному из них. Как вы понимаете, мы тут не слишком любим цунами.

Если я блестяще закончу учёбу, у меня, возможно, будут средства, чтобы оплатить нам жильё в надводной части небоскрёба. А ещё лучше – на твёрдой земле. Но чтобы это удалось, сейчас я должна выпрыгнуть из постели на четвёртой скорости, иначе я пропущу контрольную, из-за которой и проспала.

– Я видел твои сиськи! – кричит мой придурочный братик.

Когда живёшь в крошечной квартирке, можно забыть о личном пространстве. Я строю ему страшную рожу и спешно натягиваю одежду. Она, пожалуй, уродлива. Серая блузка и юбка того же цвета. Я не очень аккуратно завязываю галстук и кидаю в сумку всё, что мне пригодится сегодня.

Менее чем через секунду я вихрем проношусь по нашей кухне-гостиной-столовой площадью десять квадратных метров, целую в лоб маму и лечу к выходу, как ракета.

– Ты не выпьешь настой водорослей? – кричит она мне вслед.

– Некогда! Опаздываю! – бросаю я на бегу.

Петляя между хижин, сколоченных из разных обломков и мусора, я включаю свой внутренний хронометр. Успеваю впритык. До школы около двух километров. А у меня осталось всего десять минут, чтобы добежать до ворот. Я прибавляю скорость, не обращая внимания на окрики прохожих, с которыми сталкиваюсь на каждом повороте. Некоторые ругаются, но большинство узнаёт мою форму и относится с пониманием. В основном люди гордятся, что одной из обитательниц квартала для бедных позволено ходить в школу.

Я люблю бегать. Это один из тех редких моментов, когда я чувствую себя свободной. На выходе из Зоны Затопления я оборачиваюсь. Рука Статуи Свободы выступает из воды под углом в сорок пять градусов над лесом лачуг, карабкающихся друг на друга. Монумент рухнул лет двадцать назад, как говорят, из-за ржавчины и волн. Я видела Статую Свободы только на фотографиях. И дорого бы дала, чтобы хотя бы разок полюбоваться на неё в реальности. Знаю, это невозможно. Разве что во время цунами, прежде чем волна поглотит нас всех…

Я уже на твёрдой земле. Здесь удерживать равновесие легче, чем на плавучих понтонах, и я ускоряюсь. Через пару минут наконец вижу школу. Ультрасовременное здание нелепо выделяется среди остальных построек. Однако правительство настояло, чтобы смешанные школы находились не под куполами. Ведь это доказательство, что дети из бедных кварталов имеют доступ к образованию. А доказательство должно быть на виду. Хотя, по-моему, они просто не хотят, чтобы мы проникли под их купола.

Несмотря на все мои усилия, я, кажется, не успела. Подставляю сетчатку к сенсору на входе и слышу вердикт:

– ВЫ ОПОЗДАЛИ, ИММАКУЛЕ-СИССИ МУКЕБА! – объявляет компьютер, прежде чем открыть дверь.

Ну вот. Теперь вы знаете моё настоящее имя: Иммакуле-Сисси. Мои родители, должно быть, перебрали этого мерзкого картофельного самогона в тот день, когда его придумали. Понятно, почему я предпочитаю, чтобы меня звали И-Сис…

Я забегаю во входной шлюз и останавливаюсь перед испарителем. Закрываю глаза. Дезинфицирующий пар наполняет кабину. Ненавижу его запах! Но принести какую-нибудь заразу Неприкосновенным – об этом не может быть и речи… После обязательной санитарной процедуры я наконец попадаю в школьный двор. Наш класс находится в другом конце школы.

Я несусь вокруг здания.

2. Орион

Орион нервно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Он сидел в машине, ожидая Миранду Бергсон. Орион взглянул на часы. Они опоздают! И зачем только отец согласился на просьбу миссис Бергсон? Её семья тоже была богатой, хотя, конечно, не могла похвастаться таким состоянием, как Паркеры. Но уж деньги на собственного шофёра у них точно были. Тем не менее мать Миранды сумела договориться, чтобы Орион каждое утро заезжал за её дочкой. Миранде, которая липла к нему как пиявка, такое положение было явно по душе. Все знали, что эта красивая (даже очень) девушка к нему неравнодушна. Миранду, с глазами, голубыми, как вода в бассейне, и длинными светлыми волосами, можно было даже принять за сестру Ориона, настолько они были похожи. Однако её поверхностность и эгоцентричность, умение всё на свете сводить к своей маленькой персоне