— Чтобы сказать все это, нам нужны листовки размером со стадион «Ред сокс».

— Ошибаешься! — парировала Одри. — Достаточно написать: «Сегодня в Ираке умрет еще одна тысяча детей».

Молчание, которое последовало за предложением Одри, было многообещающим.

— Мне нравится, — поддержал идею подруги Лео.

— А мне не нравится.

Зак вскочил со стула. В маленькой комнате, где они расположились, почти не осталось свободного места. Поэтому Зак нервно ходил из угла в угол, как лев в тесной клетке. Его голос изменился. Он стал более агрессивным:

— Все это глупости! Нужно сделать что-то действительно стоящее, чтобы они заметили нас! Памфлетов недостаточно!

— Да, мы уже слышали о твоих идеях, — сказала Одри. — Мы весь вечер только и делаем, что слушаем о них. Может, ты предложишь убить Рабина? Этого будет достаточно для тебя?.. Будь реалистом, Зак.

Он снова сел. Казалось, самообладание вернулось к нему так же быстро, как и покинуло… Но его глаза говорили об обратном, и поэтому он смотрел в пол, а не на Одри, когда смог выдавить из себя:

— Ты права. Вы оба правы… Хорошо. Давайте печатать листовки.

За оставшийся вечер и большую часть ночи они напечатали их сотни. К началу следующего дня три больших мусорных мешка были набиты листовками с одной-единственной фразой: «Сегодня в Ираке умрет еще одна тысяча детей». Они решили разбросать их этой же ночью в главном здании университета, в Олд-Ярде, и в здании Института администрации. Таков был план. Они договорились, что поспят, перед тем как отправиться на задание, но отдохнуть не удалось. Они едва держались на ногах, их лица были бледны, а под глазами темнели круги. Зак молча смотрел на друзей и не решался сделать первый шаг. Это сделала Одри.

— Может, пойдем уже? — спросила она.

— Момент, — спохватился Зак, — я схожу в ванную.

Пока они ждали Зака, Одри вспомнила, что забыла захватить шарф. Ночь ожидалась холодная.

— Я сейчас вернусь, — бросила она Лео.

Войдя в их общую комнату, Одри столкнулась с Заком.

— Ты не ходил в ванную?

— Я уже сходил.

Ответ Зака показался Одри слишком сухим, глаза его бегали, но она не придала этому значения. Должно быть, он сильно переживал. Как и она сама. Через несколько минут они спускались гуськом к выходу. Каждый волок на спине набитый битком черный мусорный мешок, так что все трое напоминали злополучных помощников Санта-Клауса. Нервы были на взводе. Жалобные поскрипывания деревянных ступенек заставляли сердце колотиться.

— Меня хватит инфаркт, — простонал Лео.

— Заткнись, идиот!

Машина Зака ждала их в конце переулка. Они быстро запихнули пакеты в багажник, а потом сели в машину. Когда двери захлопнулись, кто-то из друзей с облегчением вздохнул.

— Это только начало, — загадочно бросил Зак.

Всю дорогу от квартиры до кампуса они не проронили ни слова. Можно было слышать, как под шум двигателя бьются три беспокойных сердца. Они припарковали машину в двухстах метрах от Института администрации, на Университет-стрит. Выйдя из машины, Одри не почувствовала холода, ей стало жарко.

— Пойдем через парк, — предложил Зак.

Он имел в виду зеленую зону между Кеннеди-стрит и дорогой Мемориал, идущей вдоль реки Чарльз. Редкие фонари освещали лишь асфальтированные дорожки. Остальное скрывалось в темноте. С мешками на спине они прошли через парк, сделав большой круг, и через несколько минут, запыхавшись, оказались напротив здания института. Наступил решающий момент. Они должны были сделать то, ради чего пришли. Одри и Лео теперь уже колебались, но ничего не сказали. Времени на раздумья не оставалось. Если кто-нибудь их заметил, то авантюра могла закончиться, не успев начаться. Три фигуры, которые крадутся по улице в холодном предрассветном сумраке, сгибаясь под тяжестью мусорных мешков, — более чем подозрительны. Будь что будет…

— Вперед! — скомандовал Лео с самоуверенностью, которую он вряд ли ощущал.

— Подождите, — остановил его Зак.

Он засунул руку в карман пиджака и вытащил три темных предмета. Одри не сразу догадалась, что это такое.

— Пасамонтаны?[7] Ты спятил? Если кто-то увидит нас с этим на голове, он решит, что мы террористы.

— Если кто-то увидит нас, нам в любом случае придется драпать. А в пасамонтанах никто не сможет разглядеть наши лица.

Аргумент Зака было трудно опровергнуть. И все же Одри подумала, что им не стоит напяливать эту штуку себе на голову. К тому же внутренний голос предупреждал ее, что Зак что-то прячет в рукаве. И она была не единственной, кого одолевали сомнения.

— Послушайте, ребята, — сказал Лео, — мне это не по душе. Одри права. Так мы похожи на террористов.

— Да, — ответил Зак, и его ответ был не просто утверждением.

В этот момент еще не рассвело, а луна почти не показывалась из-за облаков, и они не могли разглядеть лица друг друга, иначе они увидели бы, что Зак улыбался. Может быть, тогда Лео и не сказал бы:

— Ну ладно. Давай сюда пасамонтану, и покончим с этим.

— Слова не мальчика, но мужа, Лео. Молоток!

— Катись к черту, Зак…

Они миновали павильон Рубенштейна, обогнули западное крыло института и по Элиот-стрит проникли в его внутреннюю эспланаду. Там, укрывшись за зеленой изгородью в тридцати метрах от форума, не чувствуя влажного ночного холода, они смотрели друг на друга, и их глаза блестели от радости. Им удалось пробраться незамеченными. Даже по Элиот-стрит, где их вполне могли обнаружить. И этот сад, окруженный зданиями института, внушал им относительную уверенность. Если, конечно, кому-нибудь из охраны кампуса не вздумается погулять. Одри посмотрела на небо, усеянное светлыми точками. Ей хотелось петь. Душа ликовала. Адреналин творит с людьми чудеса. Она вновь перевела взгляд на друзей и сказала:

— Вы думаете просидеть здесь всю ночь? Пора.

Каждый сосредоточился на своем здании. Зак — на павильоне Рубенштейна, Лео — на Бельфере, Одри — на Литтауере, примыкавшем к форуму института. Оставался один павильон, Таубман. Им должен был заняться тот, кто закончит раньше. Они заклеили листовками все стены, окна, двери, деревья, заборы, фонари… Управились довольно быстро — идея клеить листовки на жевательную резинку принадлежала Лео, и работала она превосходно.

С тех пор от одного запаха жевательной резинки Одри выворачивало наизнанку… Похоже, виски начинал оказывать на нее тот же эффект. Одри выпила почти половину бутылки, а настроение только ухудшилось. Доктор Барретт сидела в пустой гостиной, в любимом кресле, угрюмо поглядывая на камин, в котором лишь сейчас начал разгораться огонь. Может быть, с годами она потеряла квалификацию. Наверное, пить и кататься на велосипеде — не одно и то же, со временем навыки забываются. Но случившееся той ночью невозможно забыть. Никогда…

Путь от факультета политики до Олд-Ярда, всего в полкилометра, растянулся на целую вечность. Они поднимались по Кеннеди-стрит, рискуя в любой момент попасться на глаза охране. Лишь достигнув южного крыла Олд-Ярда, известного еще как Дудли-Хаус, они смогли немного прийти в себя и перевести дух. Здесь размещались два студенческих общежития, поэтому