– Я натуралист, – поправил он. – Таксидермия – лишь часть моей работы.
Он не предложил мне ни присесть, ни поесть, но я и сама не собиралась церемониться. Я обнаружила изъеденный молью диван, заваленный грудой шкур, и немного отодвинула их в сторону, ровно настолько, чтобы примоститься на краешке. Я присела осторожно, потому что заметила, что у дивана не хватает одной ножки, и вместо этого он опирается на стопку истлевающих томов «Описания Египта».
– Сейчас очень поздно или же очень рано, но вы все еще работаете.
Он долго ничего не отвечал, и я подумала, уж не решил ли он изводить меня молчанием. Но он просто проверял клей, а когда начал его наносить, то бросил через плечо:
– Я еще не ложился. Как я понял со слов Макса, вы провели всю ночь в дороге. Если хотите поспать, скидывайте шкуры и располагайтесь на диване.
Я только вздохнула от такой негостеприимности, но усталость взяла верх над гордостью, и я начала снимать шкуры. Вдруг что-то в этой куче зарычало, и я отскочила, чуть не опрокинув при этом коробку окаменелых яиц.
– Ради бога, смотрите, куда наступаете! – взревел мистер Стокер. – Это всего лишь Гексли. Он вас не тронет.
Я скинула шкуры и обнаружила бульдога, коренастого и плотного, который смотрел на меня с важностью генерала. Я достала из своей сумки кусочек сыра и протянула ему, а он радостно подвинулся, разрешая мне занять часть дивана. Я свернулась калачиком рядом с ним; мне было до странности приятно ощущать, как его теплая, покрытая черной шерстью спина прижимается к моему животу. Почти мгновенно я уснула.
Глава пятая
Я проснулась через несколько часов; мне было холодно, и все тело затекло. Огонь в камине погас, но мистер Стокер опять работал без рубашки, демонстрируя прекрасную мускулатуру и интригующую коллекцию татуировок. Некоторое время я сквозь опущенные ресницы наблюдала за тем, как он трудится, туго натягивая кусок слоновьей шкуры на мягкую набивку каркаса. Я поняла, что для этого нужно большое мастерство, потому что иногда ему приходилось применять всю свою силу и напрягать все мускулы, чтобы придать тяжелой шкуре правильное положение; а иногда он почти уговаривал ее, а его пальцы становились ловкими, как у музыканта. Его речь тоже менялась: когда он потел и натягивал, то чертыхался, как матрос, а когда уговаривал, то обольстительно шептал, упрашивая зверюгу уступить ему. Тогда он казался моложе, не таким властным, и я вдруг поняла, что он, вероятно, всего на несколько лет старше меня, но что– то ожесточило его. Только когда он улыбался от удовольствия во время работы, его рот принимал более мягкие очертания – единственный признак доброты. Шрамы лишь подчеркивали его смелость, ведь животное, напавшее на него (кем бы оно ни было), лишило его глаза и чуть не отняло жизнь. Мне хотелось услышать эту историю, но я понимала, что спрашивать не стоит. Он не выглядел как человек, склонный к откровениям, а подобная история неизбежно оказалась бы очень личной.
Поэтому я громко зевнула и потянулась, давая ему время снова надеть свою рубашку до того, как я встану. Гексли лизнул мне руку, и я дала ему еще сыра и весело потрепала его за ушами.
– Бога ради, он не комнатная собачонка! – зарычал его хозяин. Но Гексли только перекатился на спину, подставив мне свой живот. Я хорошенько почесала его, а затем встала и подошла к слону.
– Вы хорошо продвинулись. Я долго спала?
– Часа четыре.
– Впечатляюще! Вы так много успели сделать за такое короткое время, – заметила я.
– Это по-прежнему чертовски медленно, – пожаловался он и указал на остальную тушу зверя. – Сложность в том, чтобы сохранить этот отдел, не делая стежков. Зажимы не держат так крепко, как мне бы того хотелось.
– А как думаете транспортировать экспонат, когда он будет закончен? Вы же не собираетесь везти его по улицам Лондона? Его нужно будет собирать уже на месте.
Он закатил глаза.
– Да, я об этом подумал. Я все-таки немного соображаю, что бы вы там ни говорили про филломедузу.
Сейчас он работал над задней частью животного и обошел меня, чтобы посмотреть на полностью отсутствующую переднюю половину.
– Невозможно смонтировать целого слона в один заход. Сама шкура весит больше тонны. Нужно все собирать по частям, и никто еще не сумел сделать это правильно. По крайней мере, пока. Это просто еще один эксперимент, шанс усовершенствовать процедуру до того, как приниматься за дело всерьез.
– Для покровителя? Мне кажется, вы говорили о лорде.
Он кивнул.
– Граф Розморран, дилетант и эксцентрик, но богат как Крез. Он приобрел огромного самца слона (кости и шкуру) в Восточной Африке. Раньше я монтировал по его прихоти других крупных млекопитающих, и он разрешил мне попрактиковаться на этом экземпляре поменьше, попытаться найти более совершенный способ изготовления чучела, прежде чем он позволит мне прикоснуться к главному трофею.
– И он вам за это платит? – спросила я, с сомнением взглянув на незаконченную заднюю часть слона.
Он скривился.
– Думаете, я стал бы это делать ради забавы?
Я многозначительно посмотрела на коллекцию экспонатов. Он тяжело вздохнул.
– Эти не стоят даже опилок, которыми набиты. Они сделаны по старой технологии и уже рассыпаются на части. Большинство их я приобрел за бесценок, просто чтобы разобрать и понять, в чем их несовершенство. Прежде чем вводить какое-то новшество, нужно сначала понять старые ошибки.
Я ткнула в слона пальцем.
– А этот – тоже ошибка?
– Пока что да. Я хотел собрать его на его собственном скелете, но от этого не будет толка. Нужно сделать две отдельные экспозиции. Одна – кости, укрепленные на искусственном каркасе. А другая будет представлять собой животное в натуральную величину; оно должно выглядеть очень естественно благодаря тому, что шкура будет правильно натянута на основу, слепленную так, чтобы имитировать плоть. Вся сложность в его чертовски огромных размерах.
Мне даже понравилось, что он не стал извиняться за грубое выражение.
– Он должен быть собран воедино по частям, но я пока не могу придумать, как этого добиться, чтобы он не выглядел при этом как чудище Франкенштейна. И если не найду подходящего способа, он будет смотреться просто комично.
Я снова заметила черные полоски у него на руках – клей вперемешку с сажей, неизбежные признаки его профессии. Волосы были неухоженными: свисали ниже плеч старомодными спутанными черными локонами, с синим отливом в лучах утреннего света. Борода густая и нестриженая, а повязка на глазу и тонкое золотое кольцо в ухе окончательно придавали ему вид обедневшего пирата.
Я подошла к той части животного, на которую он указывал, и всмотрелась в стежки.
– Вам нужна еще одна пара рук, – решительно заявила я. – Скажите мне, где держать, чтобы не испортить складки на шкуре.
Он колебался, и