Да и Гендель, по-видимому, придерживался тех же взглядов. Она легко могла представить себе, как он повел бы себя, если бы ей было дозволено с ним увидеться. Просто-напросто высмеял бы. Более того, она бы выставила и себя, и отца в дурацком свете перед издателем, и это положило бы конец ее занятиям сочинительством, без которого она уже не мыслила своей жизни.
Герцог вновь прервал ее размышления.
– Теперь, надеюсь, вам понятно, почему мне надо переговорить с вашим отцом лично.
– Вы приехали, чтобы пригласить его на встречу с Генделем, – тихо сказала Корделия.
– Вот именно. Мой брат не будет разглашать имени вашего отца без его на то согласия. Я надеюсь это согласие получить и отвезти викария в Лондон. И, если это возможно, я хотел бы отправиться немедленно.
Она сжала руки и стала ходить взад-вперед по крохотной гостиной.
– Но это невозможно!
– Что невозможно? Отправиться в путь немедленно? Или встретиться с вашим отцом? Не понимаю, почему моя просьба…
– Невозможна встреча моего отца с Генделем. – Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Нельзя выказывать своего волнения. – Я… мне… Отец все объяснил в своих письмах. – Корделия обернулась к лорду Веверли, стараясь изо всех сил держаться с достоинством, которого ей так не хватало, ведь сердце ее страдало от того, что приходилось отказываться от такой исключительной возможности. – Вам следует объяснить лорду Кенту, что автор хоралов путешествовать не может и, кроме того, желает сохранить инкогнито. – Она старалась говорить твердо. – Сообщите ему, что это невозможно.
Он смотрел на нее так решительно, как смотрит человек, не привыкший мириться с поражением.
– Поверьте, мисс Шалстоун, отказ тоже невозможен. Не будь у меня на то веских причин, я не отправился бы в такую даль лишь для того, чтобы повидаться с викарием, в котором проснулся композиторский талант. – Он расправил плечи и стоял перед ней во всем блеске собственного достоинства – герцог с головы до ног. – Потом, немного поколебавшись, продолжил со вздохом: – Издательство Ричарда может закрыться со дня на день.
Сказал он это не для того, чтобы поразить ее, но преуспел в этом. Она отступила на шаг назад, прижала руки к груди.
– Что вы имеете в виду?
Он отвернулся, видно было, как трудно ему говорить об этом с посторонним человеком.
– Дело в том, что издательство все в долгах.
Она вспомнила дружеские письма лорда Кента, с сочувствием спросила:
– И как же он это выдерживает?
– Как выдерживает? – Лорд Веверли горько рассмеялся. – Не спит, не ест, бродит по дому как привидение. Вот и все.
Корделия взглянула на его застывшее лицо, и ее захлестнула волна жалости.
– Когда дела пошли совсем плохо, одна из сестер вызвала меня, надеясь, что я смогу чем-то помочь. Я решил, что она преувеличивает сложность положения, но, поскольку мне так и так надо было приехать в Англию… Когда я его увидел, собственным глазам не поверил. Он на грани истощения. Кредиторы его осаждают, от меня он денег принять не желает, положение почти безвыходное.
– Мне очень жаль. – Пустые слова, но что еще она могла сказать?
Но он не обратил на ее реплику никакого вни-мания.
– Беда в том, что Ричард слаб здоровьем. В детстве он перенес тяжелую болезнь, теперь едва ходит. В наследство от отца ему досталось издательство, дело пошло, и это было для него настоящим спасением. Работа отвлекала его от ненужных и бесполезных мыслей. Теперь ему не за что зацепиться. Когда мы уговариваем его заняться собой, он отвечает, что потерял цель в жизни. – Он бросил на нее полный боли и обиды взгляд. – Потерял цель в жизни! А три сестры, которые во всем на него полагаются!
– Но я не понимаю, чем может помочь приезд моего отца. То есть, если ему необходимы деньги…
– Дело здесь не только в деньгах, иначе я смог бы его выручить. – Лорд Веверли отвел глаза. – Год назад он напечатал некое сочинение, которое, как потом выяснилось, было украдено у композитора, имеющего достаточно сильных покровителей. И этот человек публично обвинил Ричарда, поэтому теперь репутация его как издателя безнадежно испорчена. Ни один музыкант не станет покупать издаваемые им сочинения, поскольку ему нельзя доверять, а приличные композиторы не будут с ним работать, потому что его издания не покупают. И из этого порочного круга он не может вырваться.
– Но я уверена, что, если он объяснит…
– Он объяснял. Всем, кто соглашался его слушать. Никто ему не поверил. – Лорд Веверли тяжело вздохнул и продолжал: – По правде говоря, я рассказал вам про Генделя не все. Гендель заговорил об этой встрече лишь тогда, когда Ричард обратился к нему за помощью в надежде на то, что, если ему удастся убедить Генделя в своей невиновности, он поддержит издательство. И Гендель действительно ему посочувствовал. Вот тогда-то он и заговорил об изданных Ричардом сочинениях вашего отца.
Он бросил на Корделию загадочный взгляд и заговорил дальше.
– Но, поскольку ваш отец настаивал на том, чтобы его произведения публиковались анонимно, Гендель хотел знать, кто их автор. Подозрительность его объяснялась тем, что у Ричарда уже сложилась репутация издателя, выпускающего ворованные сочинения. Гендель согласился поддержать Ричарда и даже отдать ему свою ораторию при условии, что его познакомят с композитором, «написавшим эти великолепные хоралы», дабы он лично убедился в его авторстве. Вот почему приезд вашего отца в Лондон так необходим.
– Вы надеетесь, что приезд отца позволит лорду Кенту заручиться поддержкой Генделя и избежать закрытия издательства? – напрямик спросила она.
– Да. Потому что иначе дело не спасти.
Сердце у нее сжалось. Она вспомнила, какие приятные письма писал лорд Кент, как он поддерживал ее, вернее, отца… Неужели это все кончится? Ей было больно думать о том, как он переживет такую неудачу, ведь, какого бы мнения о женщинах-композиторах он ни придерживался, Корделия уважала и ценила его.
Но ведь в случившемся есть и ее вина! Она обманула его. История с «лучшим композитором» лорда Кента – тоже мошенничество. Что с ним будет, когда он узнает правду! Он надеялся встретиться с викарием, чье желание сохранить инкогнито хоть и странно, но вполне объяснимо особенностями профессии.
Если только он узнает правду…
При мысли об этом она