Оказаться вновь под землей казалось благословением. Туннели и проходы, проложенные Первой расой, были темными и влажными. С потолка пещер капала вода. Эхо насмешливо вторило их шагам. Всем троим это место напомнило дом, оставленную позади твердыню их общины. Они сняли темные очки, и их глаза, с рождения привыкшие к скудному освещению, быстро приспособились к полумраку. Им совершенно не хотелось выходить обратно на поверхность, под ослепительно-яркий свет.
Они проходили по помещениям, заваленным остатками и обломками Старой жизни, мимо бледных теней прежнего мира. Надписи на стенах говорили о временах и о событиях, о которых знал один лишь Бог. Прежний мир мало что значил для них и только напоминал о благодати, выведшей их расу из огня, наделившей их красотой и научившей их выживать.
Когда они наконец прошли через ворота и вошли в город Бога, старейшины обитающих здесь Детей вышли, чтобы встретить их на бесшумных улицах.
Старейшины были облачены в балахоны и молчали. Их маски сохраняли безразличное выражение, но Таулу казалось, что они взирают на него с презрением. Изучив его, они обратили свой взор на Калио и Арнию. У Таула закружилась голова, и он ощутил в висках биение пульса.
– Говорите вслух, – сказал он. – Я проделал долгий путь. Я привел сюда этих паломников. И мне хотелось бы услышать, о чем сейчас идет речь.
– Вы паломники? – спросил один из старейшин, поворачиваясь к Таулу.
– Да, – ответил Таул.
– С запада, – добавил Калио.
– Паломники не приходили сюда вот уже несколько поколений, – сказал другой старейшина. – Когда-то они приходили сюда во множестве, но не при нашей жизни.
– Путь стал слишком опасным, – сказал Калио. – Даже для самых преданных и целеустремленных.
– И все же вы пришли, – уточнил первый старейшина.
Калио протянул сумку.
– Мы пришли из-за этого. Это писание. Слово Бога. И оно должно находиться здесь.
Их провели в зал и усадили за длинный полированный стол. С расписанного потолка свисали хрустальные люстры. В воздухе пахло свечами и ладаном. Напротив них расселись старейшины – человек пятнадцать. Слуги в рясах принесли еду и воду. Помыв руки и ноги Арнии и Калио, они в знак достоинства приподняли свои накидки, сняли маски с их лиц и умастили их руки и истинные лица бальзамом и священными маслами.
К Таулу так никто и не подошел. Он сидел у края стола, покрытый пылью и высохшей кровью. Его винтовка лежала на столе возле кувшина с водой и блюда с едой.
Арния и Калио снова надели свои маски. Слуги опустили накидки и отошли в сторону. Калио взял реликвию и протянул ее главе Детей. Глава с почтением открыл книгу и принялся перелистывать страницы.
Калио кивнул.
– Опять вы говорите, – сказал Таул. – Говорите вслух.
Глава посмотрел на него.
– Таул наш друг, – сказала Арния. – Наш страж. Он пожертвовал величайшим даром из всех, чтобы выполнить свою обязанность. Без него мы сюда бы не добрались. Прошу вас, Мендес, поделитесь с ним своими мыслями.
Глава старейшин кивнул, не сводя взора с Таула.
– Я Мендес XXI, – сказал он.
– Таул, – представился Таул.
– Ты пришел к нам без маски, Таул, – сказал Мендес. – Твое истинное лицо открыто.
– Красота твоей внутренней сущности велика, Таул, – промолвил другой старейшина.
– У меня нет внутренней сущности, – сказал Таул. – У меня нет истинного лица. Это… просто мое лицо.
Мендес слегка нахмурился.
– В тебе нет внутреннего огня, Таул. Я пытаюсь прикоснуться к нему, но не нахожу его. Мой разум ничего не видит. И ты слышишь лишь слова, которые мы произносим вслух.
– Да, это так, – признался Таул.
– Ты родился таким? – спросила женщина из старейшин.
– Нет, – ответил Таул.
Старейшины беспокойно переглянулись. Их лбы покрылись морщинами.
– Объясни, – приказал Мендес.
– Старая дорога, ведущая с запада, стала слишком опасной для паломников, пускающихся в путь без охраны, – ответил Таул. – Гораздо опаснее, чем в прежние годы.
– Такой она стала в результате возвышения Третьей расы, – сказала женщина.
– Да, это так, – согласился Таул. – Обезьяны очень сильны.
– Ваша община до сих пор существует? – спросил Мендес.
– Да, Мендес, – ответил Калио. – Она выживает, как и многие другие общины, разбросанные по западным пустошам и горам. Мы живем под землей, под защитой, как и вы.
– Было крайне важно, чтобы мы совершили это паломничество, – сказала Арния. – Так постановили наши старейшины.
– В подземных развалинах на западе было обнаружено вот это, – сказал Калио, указывая на реликвию. – Год или два назад. Наши старейшины изучили книгу и поняли, что перед ними писание. Единогласно они решили, что его следует доставить сюда.
– Несмотря на опасности пути? – спросил Мендес.
– Да, несмотря на опасности, – сказал Калио. – Нам предстояло вновь вступить на давно покинутый путь. Настолько важно было донести слово Бога. Но нам требовалась защита. И тогда защищать нас вызвался Таул.
Мендес снова повернулся к Таулу.
– Почему? – спросил он.
Таул пожал плечами. Было заметно, что он крупнее и сильнее всех присутствующих. Пожимая плечами, он словно подчеркивал их ширину и объем своих мышц.
– Я вызвался добровольцем. Писание запрещает убийство.
– Да, это так, – кивнул Мендес.
– Но для выживания необходимо убивать. Бороться, драться. И использовать не только внутренний огонь, слабый против Третьей расы. Мне необходимо было сражаться вот этим…
С этими словами он поднял руки.
– И этим…
Левой рукой он схватился за винтовку и поднял ее.
– А также ножами и другими орудиями.
– Так тебе доводилось убивать, Таул? – спросила женщина.
– Да, доводилось. Иначе мы не преодолели бы путь. И чтобы обрести способность убивать, я согласился пройти через процедуру. Я попрощался с Богом и отвернул от него свое истинное лицо, чтобы не оскорбить его, когда буду нарушать писание. Я отказался от своей внутренней сущности.
– Каким же образом? – спросил Мендес.
Таул повернул голову и показал им шрамы от хирургического вмешательства, идущие вдоль основания лысого черепа.
– Старейшины запада сделали мне операцию. Они превратили меня в необожженного, чтобы дать мне способность делать то, что запрещено Богом.
Наступило долгое молчание.
– Ты воплощение кощунства, – сказал наконец Мендес.
Услышанное, по всей видимости, произвело на него огромное впечатление.
– Сочту это за похвалу, Мендес, – сказал Таул.
Мендес перевел взгляд на реликвию и перевернул еще несколько ламинированных страниц в папке.
– И все ради этого?
– Да, – ответил Калио.
– Это писание, – начал объяснять Таул. – Самое священное из всех. Здесь, в этом месте присутствует Бог. Сущность Бога – абсолютное убийство; убийство, которое породило всех нас. Мы тоже обладаем силой смерти, превышающей силу жизни, но, благодаря твердому решению никогда не использовать эту силу, мы нашли свою истинную суть и обрели способность ощущать любовь Бога. Мы славим гнев Бога, ибо он дал нам существование, и высший смысл такого восхваления заключается в том, что мы, обладая этим гневом, решили воздержаться от его повторного проявления.
Старейшины кивали.
– Но дело в том, что это всего лишь вера, – продолжил Таул. – Одна только вера. Мы твердо отреклись от использования божественного гнева. Мы горды этим зароком. Но, если