— Руби канаты! — проорал Фит.
Гутокс взглянул на него с кормы, где сильный ветер трепал туго натянутые шкоты.
— Он точно не идет? — переспросил он.
— Кто?
— Вождь. Ты видел, как оборвалась его нить?
— Если бы он шел, то был бы сейчас здесь, — сказал Фит.
Они услышали треск, походивший на звук, с которым горит свежесрубленная древесина. В лед вокруг них вонзились стрелы с железными наконечниками, вздымая облачка ледяной крошки или делая неглубокие трещинки в иссиня-черном стекле наста. Одна из них вошла в грот-мачту на длину человеческого предплечья.
— Руби канаты! — еще раз крикнул Фит.
Гутокс и Лёрн разрубили канаты. Драккар помчался подобно убегающему зверю, его парус раздулся еще шире, став твердым будто железо. Челн встряхнуло, едва не сбив хэрсиров с ног. Острые полозья для езды по льду завизжали, прикоснувшись к мраморному льду бухты.
Лёрн схватился за руль. Он был лучшим рулевым среди них. Хэрсир перебросил руку через румпель, упершись в него всем весом так, чтобы ахтерштевневый киль вгрызся в лед, и выровнял натяжение канатов, которые выходили из бокового руля. Управление снастями требовало значительной силы и сноровки. Одно неверное решение, один слишком слабый поворот кормы, один чрезмерно сильный толчок рулевой лопасти, и гладкий лед вкупе со сдвигом ветра могли повалить даже самый большой драккар.
Они вышли из бухты через расселину в гранитном выступе, которая вела в открытое море. Но там была не вода. Хотя ледниковый пик великого года давно минул, да и сам сезоны поменялись, этот участок моря вдоль скрытого в тенях залива оставался стеклянно-гладким, словно небеса. В некоторых местах он был серовато-зеленым, будто древнее зеркало, в других — синим, как не ограненный сапфир, еще где-то — светлым и чистым, словно кристалл. Объединяло их одно — толщина льда везде была в два, а то и в три человеческих роста.
Лишь только они вышли из бухты, и полозья челна заскрежетали по зеркальной глади моря подобно зловещим голосам рэйфов из Земель Мертвых, на них набросился холод. Это был настоящий холод, холод пасмурного необратимого конца зимы, тупой холод открытых ледяных просторов. Они выдохнули от шока, мгновенно подняли воротники и прикрыли шарфами рты и носы.
Фит взглянул на распластавшегося у носа вышнеземца. Тот тяжело дышал от боли и напряжения, и тепло его дыхания выходило облачками пара, уносимыми вдаль ветром.
Фит прошел к нему по дрожащей палубе драккара опытной скользящей поступью настоящего моряка-ледохода.
— Прикрой рот! — крикнул он.
Вышнеземец бросил на него безучастный взгляд.
— Прикрой рот! Дыши носом!
— Что?
Фит упал на колени рядом с ним.
— Через рот из тебя выходит тепло. Не открывай его. Дыши носом.
Он открыл один из плетеных коробов у борта челна и достал оттуда меховые одеяла. Они затвердели от холода, но Фит встряхнул их и закутал вышнеземца.
— Носом, — напомнил он. — Разве ты не знал? Ты не знал о холоде?
— Нет.
— Тогда какого черта ты пришел в эту землю, если даже не знал, какими способами она попытается сгубить тебя?
Вышнеземец ничего не мог ответить. Он не мог собраться с мыслями. Его вновь охватила необычайно сильная боль. Она путала мысли, не позволяя думать ни о чем другом. До этого вышнеземец лишь раз в жизни ощущал подобную муку.
До него доносились звуки клавира. Ноты сливались в веселую мелодию для танцевального зала, которая слышалась сквозь визг полозьев и рев команды варваров.
До него доносились звуки клавира, и он понял, что ему следовало любой ценой узнать, почему.
Балты продолжили погоню. Лёрн заметил их и махнул рукой назад. Из-за скалы один за другим выходили драккары — лодки с черными парусами, которые ночью принесли убийц. Они намеревались довести резню до кровавого конца. Фит надеялся, что балты уйдут, убив тех, кто находился в этте.
Но нет. Балты должны были быть в настоящем ужасе, чтобы продолжать преследование. Они не собирались останавливаться до тех пор, пока все не умрут.
Что же поведал им годи, задался вопросом Фит? Как он истолковал знамение той ночи, когда небо прочертила яркая звезда, полоска света, оставившая пылающий шрам прямо над землями аскоманнов? Как он объяснил падение и ужасный грохот звезды, рухнувшей на лед?
Что он сказал озадаченным хэрсирам, вождю, женщинам и детям балтов, которые проснулись и плакали от страха?
Фиту однажды довелось встретиться с годи балтов, три великих года назад, когда балты и аскоманны еще торговали между собою, когда они могли путешествовать из этта в этт для обмена шкур, плетеных корзин и копченого мяса на лекарственные травы, ламповое масло, свечи из тюленьего жира и чугунные бруски.
То была официальная встреча двух вождей, во время которой они обменивались подарками, поклонами, скальдыдолго пересказывали их родословные, а балты гудели в бронзовые рога, звук которых напоминал одновременно эхо в гроте и приглушенное пуканье.
Годи балтов был тощим человеком, выше боевого лука и вдвое тоньше, чем о нем ходили слухи, и с квадратной челюстью, как у мула-лошади или блаженного. В его губах, носу и ушах торчало столько железных колец, что он казался зараженным фурункулами или герпесом.
В руках он держал посох из лопатки медведя, а на шее у него висела серебряная гривна. В его длинные прямые волосы были вплетены перья морской птицы, которые создавали белую накидку вокруг костистых плеч. Голос годи был тонким и пронзительным.
Его звали Хунур.
Слова его были исполнены мудрости. Во время обмена Фит вошел в шатер годи, присоединившись к людям у костра, и послушал его разговоры. Годи балтов знал, как устроен мир. Он говорил о Землях Живых и Мертвых так, будто сами рэйфы поведали ему об их секретах.
Годи же аскоманнов был безумным идиотом. Он страдал приступами, и от него несло, как от дюгоня — возможно, именно из-за этого его и избрали в годи. Но он хорошо разбирался в звездах, вынужден был признать Фит. Иногда казалось, он слышал, как их полозья скользят по стеклу неба. Все остальное же время он был злобным и буйным.
Его звали Иоло.
Пока вожди вели обмен, Иоло и Хунур кружили друг вокруг друга, принюхиваясь и рыча подобно морским котикам во время течки, а потом провели оставшееся время за попытками выведать секреты врага.
Но все равно, казалось, они боялись друг друга. Даже пытаясь украсть секреты, они боялись подцепить у врага заразу.
По-другому с магией и не могло быть. Она, как монета, имела две стороны. Она могла изменить жизнь человека, но могла также и разрушить ее, особенно если ты небрежно относился к колдовству и не задабривал его. Магия — опасная вещь, которая могла заразить человека, если тот не уделял ей