— Думаете, вы умнее всех? Диктуете условия, и мир обязан прислушаться? Очнитесь, Вестер! Здесь вам не поля Эллиса.
Ярдем хмыкнул, будто ему дали под дых, и покачал массивной головой.
— Зря вы про Эллис, — глухо пророкотал он.
Гвардеец презрительно взглянул на тралгута, затем на Маркуса — и, дрогнув, отвел глаза.
— Не примите за неуважение к вашей семье, капитан…
— Пошел прочь, — отрезал Маркус. — Сейчас же.
Доссен отступил на безопасное расстояние и напомнил:
— Караван уходит через три дня.
Остальное и так ясно: не выполнишь контракт — будешь иметь дело с герцогом. Маркус не ответил, и гвардеец, повернувшись на каблуках, зашагал к выходу.
— Незадача, — выдохнул Ярдем.
— Точно.
— Нам нужен отряд, сэр.
— Да.
— А где его взять?
— Понятия не имею.
Маркус бросил последний отчаянный взгляд на своих людей, покачал головой и вышел из зверинца.
Город Ванайи был некогда портом в устье реки Танеиш, но берег за столетия занесло илом и песком, так что теперь до моря пришлось бы скакать к югу полдня. Каналы и протоки пронизывали весь город, между Ванайями и мелким, более молодым Ньюпортом сновали плоскодонные лодки с зерном и шерстью, серебром и древесиной — товарами из северных стран.
История Ванайев — как и всех городов Вольноградья — была историей войн. Город успел побыть республикой с избираемым по лотерее магистратом; королевской собственностью; союзником и противником (смотря куда дул ветер) поочередно Биранкура и Рассеченного Престола; центром религии и очагом антирелигиозного мятежа. Каждая смена власти оставила свой след на белых деревянных домах, грязных каналах, узких улочках и открытых площадях. Пришелец натыкался то на старинные ворота — по-прежнему готовые уберечь от врагов городской совет, хотя последний член совета умер столетия назад, — то на статую епископа в парадном облачении, засиженную голубями и позеленевшую от времени. Каменные и деревянные таблички с названиями улиц не менялись по тысяче лет, любой проулок имел добрый десяток названий. Широкие железные калитки делили город на двадцать мелких округов, так что герцог в случае бунта или заговора мог перекрыть городское движение в любой миг.
Еще отчетливее, чем в архитектуре, прошлое города читалось на лицах самих ванайцев.
Помимо тимзинов и первокровных, самых многочисленных в городе, здесь целыми кварталами жили безволосые дартины с горящими глазами, хрупкие снежно-бледные цинны и бронзово-чешуйчатые ясуруты. Былые испытания прибавили горожанам опыта и цинизма, и теперь, проходя узкими улочками вдоль густо-зеленых каналов, Маркус смотрел, как купцы из первокровных — верные сторонники герцога — щедро зазывают солдат на скидки, предварительно взметнув цены до небес, а кабатчики, лекари, кожевники и сапожники меняют вывески на новые, начертанные имперским антейским шрифтом: для будущих клиентов, которые нагрянут после падения города. Старики-тимзины, покрытые иссохшей от времени белесой чешуей, сидят за столиками у пристани, толкуя о последней революции, — тогда отец нынешнего герцога отобрал власть у республики. Их внучки стайками порхают по улицам в тончайших, сшитых по имперской моде белоснежных юбочках, сквозь которые тенью просвечивают темно-чешуйчатые ножки.
Погибнут солдаты, сгорят дома, кого-то изнасилуют, кто-то разорится — никому нет дела: переживать очередную напасть здесь не впервой, и каждый уверен, что ему-то уж точно беда не грозит.
На заросшем травой пустыре Маркус увидел побитый театральный фургон: полог с одной стороны поднят, прохожим видна неглубокая сцена с занавесом из грязновато-желтых лент. Немногочисленные зеваки — иные с любопытством, другие с недоверием — смотрели, как из-за лент выступил старик с высокой копной волос и торчащей вперед бородой.
— Остановитесь! — воззвал старик низким звучным голосом. — Подойдите ближе! Услышьте сказание об Алерене Убийце и драконьем мече! Кому недостает храбрости, пусть идет прочь, ибо наш рассказ — о великих деяниях и славных подвигах! Любовь, вражда, предательство и возмездие сойдут на эти ветхие подмостки, и предупреждаю… — Голос актера понизился чуть ли не до шепота, однако Маркус отчетливо слышал каждое слово. — Предупреждаю: не все добро вознаграждается, не все зло получает по заслугам. Подходите ближе, друзья! Наша пьеса — как жизнь: в ней может случиться что угодно!
— А он мастер, — пробормотал Ярдем, и Маркус вдруг понял, что незаметно для себя остановился послушать.
— Точно.
— Поглядим немного?
Маркус не ответил, лишь подступил ближе к сцене вместе с толпой. Пьеса оказалась простенькой — древнее пророчество, силы тьмы из преисподней и великий герой с реликвией драконьей империи. Прекрасная дева могла быть и помоложе, а герою стоило бы говорить погромче, однако реплики звучали убедительно, труппа играла слаженно. Маркус выделил в толпе длинноволосую женщину и худощавого юнца, которые смеялись в нужных местах и шикали на слишком буйных зрителей, — свободные от роли актеры тоже работали на общее дело. И каждый раз, когда на подмостки выходил старик, Маркус не мог оторваться от зрелища.
Старик играл Оркуса, повелителя демонов, играл с подлинным чувством — Маркус даже временами забывал, что перед ним актер. А когда Алерен Убийца взмахнул драконьим мечом и из груди Оркуса хлынула кровь, Маркус едва удержался, чтобы не выхватить клинок.
В конце, несмотря на предупреждения, добро торжествовало, а зло было наказано. Актеры кланялись публике. Даже Ярдем хлопал огромными, с тарелку величиной, ладонями и от души улыбался. Достав серебряную монету из кошеля под рубахой, Маркус бросил ее на сцену, и через миг раскланивающийся Оркус уже стоял под звонким дождем монет и благодарил зрителей за доброту и щедрость с таким жаром, что Маркус, уже повернувшись идти, поймал себя на мысли, что впрямь считает людей щедрыми и добрыми.
Осеннее солнце клонилось к горизонту, заливая бледный город золотым сиянием; окружавшая сцену толпа мало-помалу рассасывалась. Присев на каменную скамью под пожелтевшим дубом, Маркус не спускал глаз с актеров, собирающих фургон: те с улыбками отгоняли прочь стайку окруживших их первокровных мальчишек. Маркус подался вперед и взглянул из-под ветвей на темнеющее небо.
— Вы что-то надумали, — заметил Ярдем.
— В самом деле?
— Точно.
Простенькой пьесе не нужна большая труппа. Алерен Убийца со спутником. Прекрасная дева. Оркус, повелитель демонов. Актер, изображавший то крестьянина, то демона, то рыцаря одной переменой шляп. Всего пятеро для целой пьесы. И двое заводил в толпе…
Семеро…
— Да, — кивнул Маркус. — Так и есть.
* * *
Семеро актеров сидели за большим круглым столом и запивали пивом сыр и колбасы, выставленные за счет немилосердно тающих средств Маркуса. Тощего паренька, заводилу из толпы, звали Микель, длинноволосую женщину — Кэри, героя играл Сандр, прекрасную деву — Опал, спутника героя — Шершень, актер на все роли звался Смитт. Среди них сидел Ярдем, лучась мягкой улыбкой, как добродушная псина в окружении щенков.
За небольшим отдельным столиком Маркус беседовал с Оркусом, повелителем демонов.
— А меня, — говорил Оркус, — некоторые зовут Китап рол-Кешмет, чаще всего мастер Кит.
— Я всех имен в голове не удержу, — покачал головой Маркус.
— Мы напомним. Полагаю, никто не обидится, особенно если вы так и будете угощать их выпивкой.
— Резонно.
— Тут-то и возникает вопрос, капитан.