Лондон, 3 сентября 1999 г.

Звонок раздался в 5.23 после полудня. Разговор продолжался ровно семь секунд и не был прослежен. В тот день уже было двадцать шесть звонков, и все оказались ложными, но этот послужил сигналом к бою. Во-первых, звонивший использовал текущий пароль ИНЛА — «Кардифф». Во-вторых, он знал разницу между британской транспортной полицией и их коллегами в министерстве внутренних дел и ему был известен номер диспетчерской БТП. Кроме того, в течение недели уже произошли два взрыва на станциях главной магистрали, и рисковать никому не хотелось.

В предыдущие разы бомбы взорвались в Эйстоне в понедельник, убив троих «очевидцев» и тяжело ранив еще сорок три человека, и в Паддингтоне во вторник, искалечив женщину-полицейского, помогавшую очищать от людей главный зал вокзала. Среда и четверг были отмечены паникой по всей столице и на нескольких провинциальных станциях от Ньюкасла до Портсмута. Британская железная дорога делала все от нее зависящее, чтобы страна не оказалась парализованной. Густой туман вдобавок к постоянно ухудшающемуся состоянию автодорог требовал бесперебойной работы железнодорожной сети. Разносчикам слухов выдался жаркий денек, но, кроме них, никто не видел в происходящем ничего забавного.

Телефонные звонки отличала некая странность. Те, кто предупреждал о бомбах в Эйстоне и Паддингтоне, пользовались подлинными паролями, известными антитеррористической бригаде Скотланд-Ярда. Но пароли, вызывавшие сомнение, принадлежали принципиально противоположным организациям: первое НФОПу. Народному Фронту Освобождения Палестины, второе — АСАЛА, Армянской партизанской группировке, созданной в Бейруте в 1975 году. Ни у той, ни у другой не имелось очевидных причин для взрыва бомб в общественных местах Лондона. Но у ИНЛА они были.

В 5.28 начальник вокзала Кингс-Кросс получил предупреждение о возможном взрыве или взрывах на его станции. Полицейские офицеры — из транспортной полиции и шестеро присланных из городского управления — уже трудились вовсю. И они, и станционный персонал за неделю поднаторели, очищая платформы, магазины и буфеты от пассажиров, но им все равно потребовалось более четыре минут, чтобы выгнать всех до последнего из вокзала на улицу.

Дело происходило в час пик в пятницу, и никто не был доволен. На восемнадцатичасовой эдинбургский поезд, отвозивший большую часть возвращающихся на северо-восток и в Шотландию после тяжелой трудовой недели в огромном городе, уже скопились огромные очереди. Дома пассажиров ждали жены и дети. Люди, отправляющиеся в недалекие Кембридж и Эли, были еще более сердиты — их задерживали третий день подряд. Худшего дня и времени выбрать былое невозможно.

Когда последние пассажиры устало выходили под серые дождевые тучи, на Эйстон-роуд у Сент-Панкрас завыли первые сирены. Все движение вдоль улиц Пентонвилл, Каледониэн и Грейс-Инн замерло. Вспышки мигалок освещали мрачные лица людей, стоявших под дождем. В полицейских машинах и внешне ничем не выделяющихся «сьеррах» прибывали подразделения безопасности.

Первыми прибыли антитеррористическая и саперная бригады, за ними через пятнадцать минут появились эксперты по взрывчатке из Особого отдела и министерства внутренних дел. Военные еще не приехали. Под дождь выходили люди с мрачными лицами в скромной одежде. Старшие полицейские офицеры присоединились к ним, проводя поспешные консультации.

Теперь предстояло самое худшее: медленное, кропотливое обшаривание дюйм за дюймом огромного вокзала, пока где-то рядом тикали часы, отмеряя время до очередного взрыва. Если бомба вообще существовала.

Кингс-Кросс — не такое место, где можно сидеть и пережидать угрозу взрыва. Немногочисленные кафе и бутербродные в его окрестностях — подпольные притоны наркоторговцев, сутенеров и проституток. Здесь нет магазинов, достойных упоминания, а те, которые есть, в любом случае закрыты в это время в пятницу вечером. Ни одна из бесчисленных дешевых гостиниц, которых полно в боковых улочках у верхнего конца Эйстон-роуд, не может предложить посетителям чего-либо большего, чем чашку чая или тарелку с бисквитами.

Но это было единственным выходом для людей, не желающих бродить по улицам. Входы в метро закрылись через несколько минут после объявления тревоги. Автобусы и такси стояли в пробке, с каждым мгновением разрастающейся во всех направлениях. И, в конце концов, какой смысл в том, чтобы куда-то идти? Почти все собравшиеся на улицах около вокзала пришли сюда только для одного — уехать домой на уик-энд, который с каждой минутой становился все короче.

На территории вокзала ждала приказа команда саперов. Она состояла из четырех специалистов, полностью экипированных — в защитных костюмах, с наборами зондов Аллена, щупами, зеркалами и магнитами. Их нельзя было назвать ни спокойными, ни взволнованными. Если здесь есть бомба, они займутся ею — если к ней можно подступиться. В данный момент не имело значения, кто и зачем подложил бомбу. Имело значение только то, есть ли она здесь, а если есть, то насколько она велика и опасна. Или они. Бомб могло быть несколько.

В соответствии с процедурой, заведенной после угрозы взрывов на железных дорогах в начале 1991 года, на Кингс-Кросс уже были осмотрены все наиболее вероятные места, где можно спрятать бомбу: мусорные урны, почтовые ящики, копилки для сбора пожертвований. Камера хранения закрылась на несколько дней. Обыскать главный зал и платформы было несложно. Магазины и кафетерии представляли больше трудностей. Но удостовериться было необходимо. Стрелки часов над большим табло, объявляющем о прибытии и отправлении уже отмененных поездов, безжалостно двигались вперед. Люди перемещались бесшумно, слыша только стук своих сердец.

Тем, кто отвечает за недосмотр, придется пережить полдесятка не имеющих никаких последствий расследований. Ответственность будут перекладывать с одних плеч на другие, пока дело не окажется окончательно забыто и спущено на тормозах.

На тротуарах, окружающих Кингс-Кросс, местный совет с маниакальной добросовестностью расставил урны у каждого фонаря в интересах гигиены, социального порядка, а также небольшого, но все