Он кивнул.
— Знаешь, когда мы в последний раз выбирали президента ниже среднего роста? — Он не дал мне ответить. — Уильям Мак-Кинли, сто шесть лет назад. Забавно, что в мире информации рост по-прежнему имеет значение.
Бернини покачал головой.
— Я этого не знал, сэр, — сказал я и тут же проклял себя за глупое высказывание.
— Ничего, — усмехнулся он. — Главное — потенциал.
Я не был уверен, что это комплимент, но все же поблагодарил.
Бернини придвинулся ближе.
— Правильные черты, хорошая костная структура, — заметил он, вглядываясь в мое лицо. Мне захотелось отодвинуться вместе со стулом на пару дюймов, но так, чтобы это не показалось грубым. Ничего сексуального в его разглядывании не было; скорее я чувствовал себя призовым телком, которого оценивает хозяин ранчо. — Подбородок волевой, скулы можно бы почетче, но нельзя же иметь все, верно?
Я почему-то подумал о моем старом приятеле, сыне учителя музыки. Он утверждал, что его отец с ходу определял, на каком инструменте надо учить студента, едва взглянув на строение его лица.
Бернини удовлетворенно улыбнулся и сел прямее.
— Читал твою статью в «Юридическом обзоре Коулмана», — сказал он. — Очень впечатляет — публиковаться в юридическом журнале, будучи еще студентом колледжа.
— Вы прочли ее, сэр?
— Чему ты удивляешься?
— Нет, я… Просто язык журнала довольно тяжеловесный. Не уверен, что его читают даже те, кто печатает.
Профессор Бернини засмеялся и зааплодировал моему остроумию.
— Тем не менее статья произвела на меня впечатление. Интересные идеи. Я думаю процитировать тебя в моей новой статье. Это немного поднимет твои акции, а?
Он соскочил со столешницы и открыл окно, впустив в кабинет холодный воздух. Дыхание выходило облачками белого тумана. Вскоре Бернини захлопнул окно, преодолев сопротивление ветра.
— Когда же так похолодало? — Он энергично потер ладони. — Ты, наверное, гадаешь, зачем я вызвал тебя. Полагаю, у тебя есть потенциал, Джереми. Мне понравился твой ответ на лекции — честный и продуманный. Я хочу, чтобы ты стал моим референтом на этот семестр, если не возражаешь.
— Да, сэр. Конечно.
— Хорошо. Договорились. На завтра мне нужно резюме по каждому случаю, на который ссылались в деле Маршалла против города Аллегейни. Пока это все, мистер Дэвис.
И он занялся своими бумагами, словно я уже ушел. Поблагодарив профессора, я попятился к двери. Референт?! Елки-палки! Вот оно, желанное преображение. Я всегда считал юриспруденцию средством помощи людям — так занимался этим мой дед, но сейчас все оборачивалось совершенно неожиданной стороной. Мне открывалась дверь к власти, влиянию (положительного свойства), даже величию. Мой дед помогал дюжине клиентов в год. Приняв закон, я помогу миллионам людей. Переговорами я добьюсь мира между двумя странами и прекращу войну. Таковы масштабы игры, в которой меня приглашают принять участие. Голова закружилась от нескромных мечтаний: возможность объехать мир, посещать столицы иностранных государств с важными миссиями, да еще в сопровождении красивых женщин вроде Дафны Гудвин, с которыми неделю назад я вращался в разных мирах. И вдруг это стало возможным. Более чем возможным. Я представил себя в смокинге, в экзотических местах, с прильнувшей ко мне Дафной — испанские замки, итальянские виллы, греческие острова…
Мне пришлось придержать расходившуюся фантазию. Референт — должность исследовательская. Меня ждет долгая ночь в библиотеке. Я даже не очень представлял, как взяться за задание профессора. Оставалось надеяться, что библиотекари помогут.
Я прошел полкоридора, ведущего к лифтам, когда за моей спиной Бернини пробормотал себе под нос что-то странное.
— Может, V&D?
V&D? О чем это он?
— Посмотрим, — сказал второй голос.
Я оглянулся, но увидел только закрывающуюся дверь.
Глава 3
— В своем кабинете?! — Найджел откинулся на стуле в общей студенческой гостиной, деловито потирая яблоко о лацкан костюма-тройки. — Приятель, да ты родился под счастливой звездой!
— Найджел, тебе кто-нибудь говорил, что лексикон у тебя как в фильмах сороковых годов?
— Джереми, я человек эпохи Возрождения в век специализации.
— Я даже не знаю, что это значит.
Найджел засмеялся и похлопал меня по спине. Его добродушие было заразительным — незнакомые парни посматривали на нас с диванов вокруг и улыбались. Большинство студентов занимались, кое-кто кружил у окна, следя за шахматной партией.
— Райан Грун. — Найджел кивнул на одного из игроков. — Национальный чемпион по спортивным шахматам в своей возрастной группе. Может играть, не глядя на доску.
— Найджел, а ты сам откуда?
— Родился в Англии. Отец — дипломат, мать — американская актриса, Пенни Джеймс, слышал? Нет? Она была очень известна в семидесятые. В общем, я вырос в Лондоне и Коннектикуте, учился в Принстоне, а теперь — здесь.
Я представил Найджела малышом на пляже, радостно плещущимся в воде, а все взгляды устремлены на красавицу американку, лежащую под зонтом. А на заднем плане его отец в белом костюме и канотье говорит по телефону, который держит для него официант на серебряном подносе. В лице Найджела соединились четкие волевые черты дипломата и грациозная миловидность кинозвезды. Теперь стало понятно отчего.
— Знаешь, — сказал Найджел, — я хочу тебе кое-что показать.
Он вынул из портфеля книгу.
— С твоего разрешения, — продолжил Найджел, — я хочу куда-нибудь пригласить Дафну, пока ты не запустил в нее свои когти. Конечно, она мне откажет, но я не из тех, кто в восемьдесят лет перебирает упущенные возможности и гадает: а что, если бы я тогда?.. Что скажешь?
Признаюсь, намерение Найджела пригласить Дафну вызвало у меня ревнивую досаду — ведь на лекции она смотрела на меня! С другой стороны, Найджел и Дафна вместе — это реально. А вот Дафна и я…
— Да отчего бы и нет? — ответил я.
— Отлично! Молодец! Вот что я подарю ей как символ моих намерений.
Он показал книгу, на вид старинную, в кожаном переплете с золотым обрезом. Это было собрание эссе.
— Найджел, неужели ты хочешь подарить Дафне именно это? — удивился я.
— А что такого? — Он слегка обиделся.
— Ничего, ничего, очень мило. Она наверняка обожает политическую теорию. Но не выбрать ли что-то более романтичное, цветы, например?
Найджел ухмыльнулся и покачал пальцем у моего носа.
— Еще и Казанова! Так я и сделаю. Непременно цветы. Блестящая мысль.
Я покачал головой и сменил тему:
— Найджел, можно задать тебе вопрос?
— Любой.
— Ты слышал когда-нибудь о V&D?
Найджел поднял глаза от яблока, которое полировал о пиджак, и через секунду ответил:
— Нет. — И улыбнулся легко и непринужденно. — В выходные я приглашаю на обед друзей. Хочешь прийти?
— Найджел, ты слышал мой вопрос? V&D. Ты должен это знать. С твоей-то эрудицией ты, по-моему, знаешь все…
— Нет, никогда не слышал. — Найджел поднялся и откусил от своего яблока. — Пойду, пожалуй, посмотрю, как Грун сотрет в порошок этого молодого человека, а потом прогуляюсь. Подумай об обеде. Обещаю хорошее вино.
Когда-нибудь любопытство убьет меня. Если мне в голову западет мысль, я не умею от нее избавиться. Что такое эти V&D? Почему Найджел повел себя так странно, едва я упомянул о них? Он же такой всезнайка. V&D