В обычных обстоятельствах, чтобы залучить такую звезду к себе в адвокаты, я должен был бы крупно выиграть в лотерею. Помог случай: несколько лет назад, в то самое время, когда он должен был стать одним из совладельцев фирмы, где работал, его сестра Элиза — студентка-второкурсница Йэльского университета — влипла в историю. Поначалу она, что называется, баловалась кокаином, а когда это баловство разрослось до восьми доз в день, девица ухнула на него свое годовое содержание, да еще и осталась должна несколько тысяч разным лицам в Коннектикуте. Вместо того чтобы все рассказать брату, который распоряжался ее деньгами, и навлечь на себя его гнев, Элиза предпочла договориться с этими самыми коннектикутскими лицами. Были сделаны кое-какие снимочки.
И в один прекрасный день Чезвику звонят по телефону, подробно описывают сцены, запечатленные на этих фотографиях, и говорят, что если он не выложит нечто пятизначное к концу текущей недели, то в начале следующей, а точнее — в понедельник, снимки лягут на стол старшего партнера фирмы. Чезвик был в панике. Дело было даже не в деньгах — он обладал крупным состоянием, — а в том, как искусно вымогатели воспользовались и пагубным пристрастием Элизы, и его любовью к ней. Чезвик был до такой степени поглощен судьбой сестры, что во время нашей первой встречи я ни разу не почувствовал — он тревожится за свою профессиональную репутацию. И меня это не могло не восхищать.
Встретившись со мной через посредство одного малого, которому он оказывал юридическое содействие, Чезвик вручил мне деньги на расходы и сформулировал задачу — изъять все фотографии вместе с негативами и получить абсолютную гарантию того, что шантаж прекратится немедленно и навсегда. Мне было поручено передать вымогателям, что долг Элизы выплачен полностью.
Зачем-то — а зачем, честное слово, сейчас уже не припомню — с собой в Коннектикут я взял Буббу. После того как мы выяснили, что шантажисты были довольно-таки хилой группой без прикрытия, без реальной силы и без малейшего намека на связи с кем-либо из политиков, мы встретились с двумя из них на двенадцатом этаже Хартфордского небоскреба. Покуда я вел переговоры с одним, Бубба взял другого за ноги и вывесил за окно. К тому времени, когда тот обделался сверху донизу, его товарищ пришел к выводу, что мировое соглашение — это наилучший исход нашей тяжбы, а сумма издержек равняется одному доллару, каковой и был выплачен ему мелочью.
В благодарность Чезвик больше не берет с меня денег за свои услуги.
Сейчас он вскинул брови, заметив мою окровавленную одежду, и очень спокойно произнес:
— Я хотел бы переговорить с моим доверителем наедине.
Ферри скрестил руки на груди и подался ко мне:
— Хотеть не вредно.
— Если вы сию же минуту не уберетесь отсюда, детектив, я вчиню управлению столько исков за необоснованные задержания, аресты с нарушениями процессуальных норм, превышение полномочий, что вы пробудете под судом лет двадцать. — Чезвик перевел взгляд на меня: — Права тебе зачитали?
— Да.
— Конечно зачитали! — воскликнул Ферри.
— Как, вы все еще здесь? — Чезвик потянулся за своим портфелем.
— Пойдем-ка отсюда, — сказал Гейлстон.
— Никуда я не пойду, — огрызнулся Ферри. — Всякий еще будет мне тут...
Чезвик бесстрастно взирал на них, и Гейлстон взял своего напарника за локоть:
— Не связывайся с ним. Пойдем.
— Ваш коллега дал вам дельный совет, — сказал Чезвик.
— Мы еще встретимся, — сказал Ферри голосом профессора Мориарти.
— Когда вас привлекут — без сомнения. Только помните — я дорого беру. Начните откладывать прямо сейчас.
Гейлстон снова потянул Ферри за руку, и они наконец вышли.
— Ну, что ты намеревался мне сказать без посторонних? — спросил я.
— Да ничего. Их просто надо с самого начала поставить на место. Мне так легче будет работать. — Он снова посмотрел на мое залитое кровью лицо и одежду. — Вижу, у тебя сегодня не самый удачный день.
Я медленно покачал головой.
— Тебя-то не задело? — продолжал он уже совсем другим тоном. — Правда не задело? Я ведь толком и не знаю, что там было...
— Чезвик, сейчас я хочу только добраться до дому. Я устал, весь вымазан кровью, голоден и вообще не в лучшем виде...
Он похлопал меня по плечу:
— Это вполне возможно. У меня для тебя хорошие новости от окружного прокурора: пока что им тебе предъявить нечего, ты можешь считать себя свободным, но в интересах следствия не должен без предупреждения и надолго уезжать из города. Ну, и всякое такое, сам знаешь.
— А мой пистолет?
— Вот пистолет, боюсь, они покуда оставят у себя — баллистическая экспертиза, то да се...
Я кивнул:
— Можем идти?
— Уже ушли.
Он вывел меня наружу задним ходом, чтобы избежать встречи с репортерами, а по дороге рассказал про фотографа.
— Я подтвердил капитану, что на снимках изображен именно ты. Этот малый — стрингер и обслуживает обе наши газеты.
Мы прошли на стоянку к его машине. Чезвик не снимал руку с моего плеча — не то ободряя меня, не то демонстрируя окружающим готовность немедленно осуществить юридическую защиту.
— Патрик, — сказал он, — ты и вправду нормально себя чувствуешь? Не заехать ли нам в госпиталь — пусть тебя осмотрят.
— Это ни к чему, я цел и невредим. Так что там с фотографом?
— Ты появишься в экстренном выпуске «Ньюс», который выйдет с минуты на минуту. Я слышал, что и «Триб» тоже купила снимки. Газеты обожают такие происшествия — сегодня утром герой-детектив...
— Я не герой, — ответил я. — Это отец у меня герой.
* * *
Потом он вез меня по городу в своем «Лексусе». Странно — все занимались своими делами. В глубине души я ожидал, что время остановится и каждый застынет на месте, затаит дыхание, ожидая развития событий. Однако люди сидели за ланчем, звонили по телефону, уточняли время визита к зубному врачу, стриглись, договаривались насчет обеда, работали.
По дороге у нас с Чезвиком возникла дискуссия по поводу того, способен ли я в своем теперешнем состоянии вести машину, и в конце концов он высадил меня на Гамильтон-плэйс и велел, если мне потребуются его услуги, звонить по его личному номеру в любое время дня и ночи. Потом он укатил вверх по Тремонту, а я остался стоять возле своей машины, не обращая внимания на штрафной билетик на ветровом стекле и глядя на здание Коммон.
За прошедшие четыре часа все здесь обрело прежний и обычный вид. Оцепление было снято, вопросы заданы, фамилии