— А потом?
— А потом она будто войну нам объявила, — сказал он. — Безо всякого повода, на ровном месте. Я говорю «черное», она скажет «белое». Если на ужин цыпленок, то она теперь вегетарианка. По дому если что-то и делала, то спустя рукава — хотя, если честно, вообще почти ничего не делала. А после того как Бэ-Эм родился, она окончательно от рук отбилась.
— Бэ-Эм?
Он указал на фотографии мальчика:
— Брайан-младший.
— А, — сказал я. — Бэ-Эм.
Он повернулся ко мне, держа руки на коленях.
— Я ведь не надсмотрщик. В этом доме есть всего несколько правил, но их соблюдают все. Понимаете меня?
— Конечно, — сказал я. — С детьми без правил нельзя.
— Так вот. — Он начал перечислять по пальцам. — Никакой ругани, никаких сигарет, не водить мальчиков к себе, если меня нет дома, никаких наркотиков и алкоголя, и я должен знать, на какие сайты она заходит.
— Вполне разумно, — кивнул я.
— Плюс никакой яркой помады, никаких ажурных чулок, никаких друзей с татуировками или кольцом в носу, никакого фастфуда, полуфабрикатов, газировки.
— О, — не удержался я.
— Именно, — промолвил он так, будто я только что продемонстрировал ему свое полнейшее одобрение. Он наклонился ко мне: — От фастфуда у нее прыщи появились. Я ей так и сказал, но она меня и слушать не захотела. А ее гиперактивность и неспособность концентрироваться на уроках — от сахара. Из-за этого оценки у нее поползли вниз, а вес — вверх. Отвратительный пример для Бэ-Эм.
— Ему же года три всего, разве нет? — спросила Энджи.
Широко раскрытые глаза, энергичные кивки.
— Он очень впечатлительный. Вы не думаете, что эпидемия ожирения начинается в самом раннем возрасте? И кстати, кризис образования тоже надо учитывать. Энджела, все это взаимосвязано. А Софи со своими постоянными истериками и полным отсутствием самоконтроля подавала нашему сыну отвратительный пример.
— Переходный возраст, — сказала Энджи. — И школа. Две вещи, от которых у любой девчонки крыша бы поехала.
— Я это понимаю, — кивнул он. — Но недавние исследования показали, что излишняя опека — главная причина, по которой у наших школьников наблюдаются задержки в развитии.
— До сих пор не верится, что его отменили, — добавил я. — Гениальный был сериал.
— Что?
— Пардон, — извинился я. — О другом задумался.
Думаю, не будь в комнате свидетелей, Энджи меня прямо там и пристрелила бы.
— Так что, говорите, случилось дальше?
— Переходный возраст, я это понимаю. Честное слово, понимаю прекрасно. Но правила есть правила, и нарушать их нельзя. А она? Отказалась. В конечном итоге я поставил ей ультиматум — или она сбросит десять фунтов за сорок дней, или может убираться из дома.
Под полом что-то завыло — что-то механическое, — а затем мы услышали, как горячий воздух с шипением начал сочиться сквозь половицы.
— Извините, — сказала Энджи. — Я, видимо, не расслышала. Вы поставили ее перед выбором: или диета, или вы лишаете ее крыши над головой?
— Вы слишком все упрощаете, ситуация была гораздо сложнее.
— А, значит, я чего-то не понимаю? — кивнула Энджи. — Так объясните мне, Брайан, что же я поняла не так?
— Дело не в том, что я собирался лишить ее некоторых вещей…
— Пищи и крова, — сказал я.
— Да, — кивнул он. — Дело не в том, что я чего-то ее лишил, а в том, что я пригрозил ей, что сделаю это. И только в том случае, если она не проявит наконец уважения и к себе, и к нам. Я хотел превратить ее в сильную, гордую американскую женщину, обладающую моральными ценностями и чувством собственного достоинства.
— И какие же моральные ценности она усвоит, сбежав из дома? — спросила Энджи.
— Ну, я вообще не думал, что до этого дойдет. Как видите, я ошибался.
Энджи окинула взглядом кухню, затем прихожую. Моргнула несколько раз. Закинула лямку сумочки обратно на плечо и поднялась из кресла. Беспомощно улыбнулась мне:
— Слушай, я больше не могу. Просто не могу тут сидеть. Выйду, подожду тебя на крыльце, хорошо?
— Ладно, — сказал я.
Она протянула руку растерявшемуся Брайану Корлиссу:
— Была рада знакомству, Брайан. Если увидите дым за окном, пожарных можете не вызывать — это просто я там курю.
Она ушла. Брайан и я остались сидеть на диване, окруженные тихим шипением просачивающегося в дом тепла.
— Так она курит? — спросил он.
Я кивнул.
— И от чизбургера с колой тоже не отказывается.
— И при этом так выглядит?
— Как выглядит?
— Так хорошо? Ей сколько, тридцать с мелочью?
— Сорок два. — Не буду врать, выражение его лица меня здорово повеселило.
— Пластику делала, да?
— Господи, нет, — сказал я. — Хорошая наследственность плюс куча нервной энергии. Ну и к тому же она часто ездит на велосипеде, хотя и без фанатизма.
— Хотите сказать, что это я фанатик?
— Вовсе нет, — сказал я. — У вас работа такая, и такой образ жизни вы для себя выбрали сами. Ради бога, собственно. Надеюсь, вы до ста лет доживете. Просто я заметил, что люди иногда думают, будто их образ жизни как-то связан с моральным обликом.
Какое-то время мы оба молчали. Сделали по глотку каждый из своей бутылки.
— Я все думал, что она вернется, — тихо сказал он. — Софи.
Брайан сидел опустив взгляд на ладони.
— Знаете, после нескольких лет ее постоянных выкрутасов — и это притом что у нас новорожденный на руках… Так вот, я подумал, что, может, есть смысл вернуться к воспитанию по старинке. Раньше ведь у детей не было ни синдрома дефицита внимания, ни булимии с анорексией, они не хамили старшим и не слушали музыку, в которой сплошной секс и насилие.
Я против воли скривился:
— Да нет, раньше все было точно так же. Послушайте Элвиса или там братьев Эверли и скажите мне потом, о чем они, по-вашему, поют. А насчет гиперактивности и булимии — вы вспомните себя классе этак в восьмом. Все там было — только тогда никто не считал эти вещи болезнью.
— Ладно, — отозвался он. — А что насчет культуры? Тогда не было всех этих журналов и реалити-шоу, превозносящих идиотов и дегенератов. Никакого Интернета, никакой порнографии и всех этих технических приблуд, которые только забивают подросткам голову тупейшими из идей. И никто не внушал детям, что они не только способны стать звездами, но и что им это полагается. Не важно, что ты понятия не имеешь ни о чем, плевать, что у тебя нет ни капли таланта, — ты заслуживаешь успеха просто потому, что существуешь. — Он печально взглянул на меня. — У вас дочь есть, говорите? Вот что я вам скажу — с этим всем нам тягаться не по силам.
— С чем?
— С этим. — Он указал за окно. — С внешним миром.
Я проследил за его взглядом. Хотел было заметить, что на улицу ее выкинул не внешний мир, а вполне себе внутренний, но промолчал.
— Не по силам, и все тут. — Он снова глубоко вздохнул и полез в карман. Вытащил бумажник. Порылся в нем, затем выудил оттуда визитку. Протянул ее мне.
Андре Стайлз
Служба социальной защиты
Отдел по вопросам семьи
— Это социальный работник,