— Не, народ хороший. Отличный народ. Соль земли. Но на вид попроще. Байкеров много.
Как я и думал.
— Дальнобойщики еще.
Понятно.
— Ну и еще всякие. Отсидеться в тишине, собрать мозги в кучку, подумать, что дальше делать.
Читай: наркоманы и отпущенные на поруки.
— Одиноких женщин много?
Ее ясный взгляд затуманился.
— Ладно, солнышко, хорош ходить вокруг да около. Чего тебе здесь надо?
Ну точь-в-точь подруга гангстера. Магнум был бы доволен.
Я спросил:
— А не было тут женщины, которая опаздывала с оплатой? На неделю или больше?
Она опустила взгляд на лежавшую перед ней конторскую книгу, а затем облокотилась о стойку. В ее глазах снова вспыхнуло веселье.
— Может, и была.
— Может, и была?
Я тем же жестом оперся о стойку локтем.
Она улыбнулась и передвинула свой локоть чуть ближе.
— Ага. Может быть.
— Можешь мне что-нибудь о ней рассказать?
— Конечно, — сказала она и опять улыбнулась.
Хорошая у нее была улыбка — в ней сохранилось что-то от детства, от той поры, когда в ее жизни еще не было ни сигарет, ни иссушившего кожу солнца. Когда жизнь ее еще не потрепала.
— Мой старик может тебе еще больше рассказать.
Я не был уверен, кого она имеет в виду, отца или мужа. В здешних краях «старик» мог означать и то и другое. Черт, в здешних краях он мог быть тем и другим одновременно.
Я не отодвинул локоть ни на дюйм. Рисковать так рисковать.
— Например?
— Например, может, стоит начать с хороших манер? Как тебя звать-то?
— Патрик Кензи, — сказал я. — Но друзья зовут меня Магнум.
— Блин, — хохотнула она. — Спорю, что ты брешешь.
— Спорю, что ты угадала.
Она протянула мне ладонь. Я сделал то же самое, и мы обменялись рукопожатиями, не отрывая от стойки локтей, как будто собирались заняться армрестлингом.
— А я Холли, — сказала она.
— Холли Мартенс? — спросил я. — Как в старом фильме?
— Каком?
— «Третий человек», — сказал я.
Она пожала плечами.
— Когда мой старик купил это заведение, оно называлось «Приют Молли Мартенсон». Вывеска неоновая на крыше, по ночам горит — залюбуешься. А у моего старика, у Уоррена, есть приятель, Джо, рукастый хоть куда. Так Джо снял букву «М» и заменил на «X», а заодно и «ОН» убрал. Стало чуть кривовато, но в темноте все равно красиво.
— А «Приют» куда делся?
— А он вообще был не неоновый.
— И слава богу.
Она хлопнула рукой по конторке.
— Вот и я так сказала!
— Холли! — послышался голос из глубины помещения. — Мне твоя мышь документы обосрала!
— Я мышей не держу! — крикнула она в ответ.
— Ну, значит, это твоя карликовая свинья! Говорил же тебе: не выпускай этих тварей из клеток!
— Я развожу морских свинок, — мягко сказала она, словно делясь со мной сокровенной тайной.
— Я заметил. И хомяков еще.
Она кивнула.
— Были еще хорьки, но они сдохли.
— Жалко, — сказал я.
— Любишь хорьков?
— Вообще-то нет. — Я улыбнулся.
— Просто у тебя их никогда не было. Они прикольные. — Она прищелкнула языком. — До того прикольные, ты даже не представляешь.
У нее за спиной послышались скрип и щелканье — слишком громкие, чтобы исходить от хомяков, — и в комнату, сверкая хромом, въехала черная инвалидная коляска, в которой восседал Уоррен.
Ног ниже коленей у него не было, зато все остальное поражало габаритами. Он был одет в черную майку, сквозь которую проглядывали могучая грудь и здоровенные, как бревна, руки, увитые толстыми веревками жил. Светлые, почти белые, как у Холли, волосы, выбритые на висках, были зачесаны назад и свисали до плеч. На лице у него играли желваки размером с чайное блюдце. Руки в черных кожаных перчатках с обрезанными пальцами, казалось, были способны переломить телеграфный столб как соломинку.
Он двигался к Холли, не удостоив меня даже беглым взглядом.
— Милая? — сказал он.
Она повернула голову и посмотрела на него с такой всепоглощающей любовью и нежностью, что в помещении стало как будто теснее.
— Да, солнышко?
— Не знаешь, куда я положил таблетки? — Уоррен подъехал к стойке и принялся шарить взглядом по полкам внизу.
— Белые?
На меня он по-прежнему не смотрел.
— Нет, желтые, которые мне в три часа надо принимать.
Она вскинула голову, пытаясь вспомнить. На ее лице опять появилась та же восхитительная улыбка, она хлопнула в ладоши, и Уоррен тоже улыбнулся, осчастливленный.
— Ну конечно знаю! — Она полезла под конторку и вытащила янтарного цвета пузырек. — Не тормози.
Она кинула ему таблетки. Уоррен поймал их, не глядя и продолжая смотреть на нее.
Бросив две штуки в рот, он разжевал их и, не отрывая глаз от Холли, сказал:
— Чего тебе здесь надо, Магнум?
— Хочу посмотреть вещи покойницы.
Он взял Холли за руку и провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, изучая ее так пристально, словно хотел запомнить каждую веснушку.
— Зачем тебе?
— Она умерла.
— Это ты уже говорил. — Он перевернул ее ладонь и стал водить по ней пальцем.
Холли запустила свободную руку ему в волосы.
— Она умерла, — сказал я, — и всем на это насрать.
— Ага. А тебе нет. Потому что ты такой весь из себя хороший. Так?
Теперь он водил пальцем по ее запястью.
— Стараюсь.
— Эта женщина… Невысокая такая блондинка? Сидела на колесах и с семи утра хлестала «Мидори».[12]
— Невысокая блондинка. Про остальное мне неизвестно.
— Иди сюда, милая. — Он ласково тянул к себе Холли, пока она не очутилась у него на коленях, и откинул у нее с шеи пряди волос.
Уоррен повернул голову, прижавшись ухом к груди Холли, и наконец удостоил меня взгляда. Присмотревшись к нему, я удивился, до чего молодо он выглядит. Ему, наверное, не было и тридцати. Голубые, как у ребенка, глаза, гладкие щеки, чистая и загорелая, как у серфера, кожа.
— Читал, что сказал Денби про «Третьего человека»? — спросил он.
Я решил, что он имеет в виду Дэвида Денби — кинокритика, пишущего в журнале «Нью-Йорк». Странно было слышать о нем от такого человека, как Уоррен, особенно после того, как его жена явно не поняла, о каком фильме я говорил.
— Не припоминаю.
— Он сказал, что в послевоенном мире ни один взрослый человек не имеет права быть таким невинным, как Холли Мартенс.
— Эй, — сказала его жена.
Он коснулся ее носа кончиком пальца.
— Киногерой, милая. Не ты.
— А, ну тогда ладно.
Он снова посмотрел на меня:
— Согласны, мистер сыщик?
Я кивнул:
— Я всегда думал, что единственным героем в этом фильме был Кэллоуэй.
Он щелкнул пальцами:
— Тревор Ховард. Я тоже так думал.
Он перевел взгляд на жену, и она зарылась лицом в его волосы.
— Вещи этой женщины… Ты ведь не надеешься найти там что-нибудь ценное?
— Типа драгоценностей?
— Драгоценности, фотоаппарат, любое дерьмо, которое можно загнать.
— Нет, — сказал я. — Я надеюсь найти причину ее смерти.
— Женщина, которой ты интересуешься, останавливалась в номере 15Б. Невысокая, блондинка, назвалась Карен Веттерау.
— Она-то мне и нужна.
— Пошли. — Он махнул рукой в сторону небольшой деревянной дверцы за стойкой. — Вместе посмотрим.
Я подошел поближе к коляске. Холли приподняла голову и посмотрела на меня сонным взглядом.
— Почему ты решил мне помочь? — спросил я.
Уоррен пожал плечами:
— Потому что Карен Веттерау никто не