— Что она была за человек?
— Несчастная. Я таких несчастных давно не встречал. Прямо-таки помирала от тоски. Сам-то я больше в рот не беру, но иногда составлял ей компанию, когда она пила. Через какое-то время она начинала ко мне клеиться. Я дал ей от ворот поворот, а она дико разозлилась и стала намекать, что у меня там ни фига не работает. Я ей говорю: «Карен, я много чего потерял, но не это». Черт, в этом смысле я до сих пор как в восемнадцать лет. Солдат встает по стойке «смирно», если ветер подует. Короче, я ей сказал: «Ты не обижайся, но я люблю свою жену». Она засмеялась. Сказала: «Никто никого не любит. Никто никого не любит». И, знаешь, она, похоже, действительно в это верила.
— «Никто никого не любит», — повторил я.
— «Никто никого не любит», — кивнул он.
Уоррен почесал в затылке, огляделся вокруг, а я взял из коробки лежавшую сверху фотографию в рамке. Стекло разбилось, и из-под рамки торчали осколки. На фотографии был изображен отец Карен в парадном мундире офицера морской пехоты. Он держал за руку дочь, и оба щурились от яркого солнца.
— Карен, — сказал Уоррен. — Думаю, ее утянуло в черную дыру. Когда тебе кажется, что весь мир — сплошная черная дыра. Когда тебя окружают люди, уверенные, что любовь — это брехня. И потому оказывается, что любовь и в самом деле брехня.
Еще одна фотография, и тоже под разбитым стеклом. Карен с симпатичным темноволосым парнем. Дэвид Веттерау, предположил я. Оба загорелые, оба в одежде пастельных тонов, стоят на палубе круизного лайнера с бокалами дайкири в руках, явно чуть навеселе. Оба широко улыбаются. Тогда с миром все было в порядке.
— Она сказала мне, что была обручена с парнем, которого потом сбила машина.
Я кивнул. Еще одна фотография Карен и Дэвида. Опять осколки стекла. Опять широкие улыбки. Снимали на вечеринке. На заднем плане — гирлянда с надписью «С днем рождения!».
— Ты знал, что она занималась проституцией? — спросил я, кладя фотографию на пол рядом с двумя другими.
— Догадывался, — сказал он. — К ней постоянно шастали мужики. Но мало кто возвращался во второй раз.
— Ты с ней об этом говорил? — Я поднял стопку уведомлений о задолженности, адресованных на ее прежний адрес в Ньютоне, и под ней обнаружил полароидный снимок Карен и Дэвида.
— Она все отрицала. А потом предложила отсосать за пятьдесят баксов.
Он повел плечами и посмотрел на лежащие на полу фотографии.
— Наверное, мне надо было ее вышвырнуть, но, блин… Ее и так уже отовсюду вышвырнули.
Ниже в коробке лежали письма. Счета в конвертах с пометкой красными буквами: «Возвращено отправителю ввиду отсутствия марки». Я отложил их в сторону, вытащил две футболки, шорты, белые трусы и носки и остановившиеся часы.
— Ты сказал, большинство мужиков приходили всего по одному разу. А что насчет постоянных клиентов?
— Таких было всего двое. Одного я видел часто. Мелкий рыжий мозгляк примерно моего возраста. Он платил за номер.
— Наличными?
— Ага.
— А второй?
— Второй выглядел чуть получше. Блондин. Лет тридцати пяти. Приходил вечером, ближе к ночи.
Под грудой одежды обнаружилась белая картонная коробка высотой примерно в шесть дюймов. Я развязал розовую ленточку и открыл ее.
Уоррен заглянул мне через плечо и сказал:
— Ни фига себе. Про это мне Холли не рассказывала.
Это были приглашения на свадьбу. Штук двести. На шелковистой розовой бумаге каллиграфическим типографским шрифтом было выведено: «ДОКТОР КРИСТОФЕР ДОУ С СУПРУГОЙ ИМЕЮТ ЧЕСТЬ ПРИГЛАСИТЬ ВАС НА БРАКОСОЧЕТАНИЕ СВОЕЙ ДОЧЕРИ МИСС КАРЕН ЭНН НИКОЛС И МИСТЕРА ДЭВИДА ВЕТТЕРАУ, КОТОРОЕ СОСТОИТСЯ 10 СЕНТЯБРЯ 1999 ГОДА».
— В следующем месяце, — сказал я.
— Ни фига себе, — повторил Уоррен. — Не рановато ли они их напечатали? Получается, что она их заказала месяцев за восемь, а то и за девять до свадьбы.
— Моя сестра заказывала такие приглашения вообще чуть ли не за год. Как делают все порядочные девушки, следуя рекомендациям Эмили Пост. — Я пожал плечами. — И Карен казалась именно такой, когда я с ней виделся.
— Без балды?
— Без балды, Уоррен.
Я убрал приглашения назад в коробку и аккуратно завязал ленту. Шесть или семь месяцев назад Карен сидела за столом, поглаживая пальцами выпуклые буквы, вдыхая запах бумаги. Она была счастлива.
Под сборником кроссвордов я нашел пачку фотографий без рамок, в простом конверте со штемпелем бостонской почты, датированным маем этого года, и без обратного адреса. На конверте стоял только ньютонский адрес Карен. На фотографиях был изображен Дэвид Веттерау в компании с женщиной, и эта женщина была не Карен Николс. Брюнетка, в черном, стройная, как модель, в солнечных очках. Вид холодно-равнодушный. Они с Дэвидом Веттерау сидели на террасе кафе. На одном снимке держались за руки. На другом целовались.
Я перебирал фотографии под пристальным взглядом Уоррена.
— Плохо дело, — сказал он.
Я покачал головой. Деревья на снимке стояли голые, без листьев. Следовательно, встреча имела место где-то в феврале, то есть, по бостонскому календарю, ранней весной. Вскорости после того, как мы с Буббой навестили Коди Фалька, и ровно накануне дня, когда Дэвида Веттерау сбила машина.
— Думаешь, она снимала? — спросил Уоррен.
— Нет. Фотографировал явно профессионал. С телеобъективом. Откуда-то сверху, с крыши. И кадровка соответствующая.
Я медленно перетасовал снимки, чтобы он понял, что я имею в виду.
— Видишь, крупным планом их руки? Со сплетенными пальцами?
— Значит, ты думаешь, что снимал частный сыщик?
— Думаю, да.
— Кто-то вроде тебя?
Я кивнул:
— Кто-то вроде меня, Уоррен.
Он еще раз посмотрел на снимки в моей руке.
— Но тут же нет ничего такого.
— Верно, — согласился я. — Но представь себе, Уоррен, что тебе прислали бы такие вот фотки с Холли и незнакомым мужиком. Как бы ты себя чувствовал?
Лицо его потемнело, и какое-то время он молчал.
— Да, — наконец признался он. — Ты прав.
— Вопрос в том, почему кто-то прислал их Карен.
— Ты считаешь, для того чтобы отравить ей жизнь?
Я пожал плечами:
— Вполне возможно.
Коробка почти опустела. На дне я обнаружил ее паспорт, свидетельство о рождении и пузырек прозака. Я не обратил на него особого внимания. После несчастного случая с Дэвидом прозак был вполне объясним. Если бы не дата отпуска препарата: 23 октября 1998 года. Она принимала антидепрессанты задолго до того, как я с ней познакомился.
Я поднес к глазам пузырек и прочитал имя врача, выписавшего лекарство: «Д. Борн».
— Не возражаешь, если я возьму это себе?
Уоррен кивнул:
— Да пожалуйста.
Я убрал пузырек в карман. В коробке остался только листок белой бумаги. Я извлек его.
Это оказалась запись с психотерапевтического сеанса, проведенного доктором Дианой Борн 6 апреля 1994 года. Пациентом была Карен Николс.
…Для пациентки характерна ярко выраженная склонность к подавлению отрицательных эмоций. Производит впечатление