Иван Никитич прочитал в глазах племянника растущую ярость, но рискнул продолжить, допустив мысль, что уникальность его идеи все же возьмет верх над присущим тому приличием.
– Подсунь ей документы: доверенность, передачу дел тебе, дарственную на акции или всё, что сможет избавить нас от долга Димончуку и раздавить его. Чтобы не совал больше нос. Он ведь, сам понимаешь, претендует на компанию… Ольгина болезнь ему только на руку…
– Дядя Ваня, – процедил сквозь зубы Костя, всеми силами сдерживая хрустящие в кулаках пальцы, – ты понимаешь, что мне ваши аферы не нужны? Я, напротив, хочу свободы от них! А этот способ приведет меня к другому узлу, который может завязаться вокруг моей шеи.
– Что ты собираешься делать?
– Мы с Ольгой никогда не были мужем и женой, а потому развод освободит обоих от этой ноши, которую снять надо было уже давно.
– Костя, это нецелесообразно!
– Я докажу! – прошептал с яростью тот, бросая беглый взгляд в сторону маминого надгробия. – Что мы не жили вместе. А Оля сошла с ума по причине вашей алчности. Всем плевать было на ее состояние, когда что-то еще можно было исправить. Любила она все эти годы не меня. И ребенка надумала не от меня, потому что у нас с ней никогда ничего не было…
– Не вздумай, Костя! – вдруг повысил голос дядя Ваня. – Мирослав нас со свету сживет. Позже займешься своим разводом. Потерпи ты!
– Я слышу это больше пяти лет, дядя! Достали меня эти обещания! С тобой дел иметь нельзя! Ты ведь непорядочный человек! Почему Мирослав и ведет себя так. Связался в свое время…
– Ты у нас порядочный? – ехидный тон дяди вынудил Костю обозленно вздохнуть.
– К моему великому сожалению, падаю вслед за тобой, – отрезал он. – Но надеюсь зацепиться за какой-нибудь сучок.
С болью в глазах посмотрев на мамин портрет, он мысленно попросил у нее прощения за то, что она стала свидетельницей этих бесцеремонных разборок.
«Переживёт стресс и оклемается»
Весь его кошмар только начинался, и Костя прекрасно это понимал. По приезде домой он, к своему ужасу, обнаружил Ольгу, сидящую в комнате малыша, которую успели переустроить в гостевую за два дня, дабы не бередить живую рану в ее сознании. Но, очевидно, бедная женщина даже не заметила перемен.
Сложа руки на груди, Оля улыбалась, покачиваясь в кресле, и жестом показывала Косте, чтобы он не шумел. Его тряхнул озноб ужаса: она бредит галлюцинациями и представляет, что укладывает малыша. Схватив телефон, он набрал номер Димончука.
– Как вы могли оставить ее в одиночестве? – яростно дрожал его голос.
– Она попросилась домой, врач сказал, что нельзя перечить.
– Но зачем вы оставили ее одну? – заорал в трубку Ордынцев. – Вы понимаете, что она не соображает?
– Угомонись, Костя! – отрезал Мирослав. – Она в порядке! Переживет стресс и оклемается! Не нужно делать выводы, от которых ты далек!
Понимая, что говорить с ним толку нет, он позвонил Эдуарду Максимовичу и потребовал немедленно обследовать Олю и поставить официальный диагноз. Как муж, он имел право этому содействовать.
На следующий день прибыли Мирослав с Ларисой и спешно забрали Ольгу к себе. Как выяснилось, Симоненко передал им требование Кости. Но, как родители, они могли препятствовать ее обследованию и даже лечению. Странное дело, мнение мужа в данном случае не бралось в расчет. Все, чего он хотел, чтобы Оля находилась под круглосуточным присмотром, и ему наплевать, что об него в очередной раз вытирают ноги.
С этого момента они не виделись. Константин вернулся в свою квартиру в центре Столицы, Ольга пребывала у родителей в пригороде. Иногда он справлялся о ее делах у Эдуарда, и тот честно уведомлял, что состояние ухудшается. Помимо этого, врач даже взял на себя смелость признаться, что его методика потерпела фиаско и, вероятнее всего, Ольгина болезнь переходит в необратимую фазу, когда мозг окончательно покидает реальность. При этом, разумеется, Симоненко подчеркнул, что терять надежду нельзя. Хотя Косте все казалось очевидным…
Полное обследование Ольге все-таки провели после одного случая. Когда к нему в кабинет вбежала перепуганная секретарша, та же Ирина, и криком возвестила его о драке в бухгалтерии. Благо, что отдел находился на этаже, и он успел оторвать Ольгу от плачущей Надежды, на которую та уже замахнулась канцелярским ножом. Ему удалось как-то успокоить супругу и отвести ее к себе в кабинет.
И тут Константин перешел к активным действиям – вызвал медиков, те, в свою очередь, – полицию. Обе стороны поставили в известность, что психическое состояние женщины перешло в стадию социально опасного для окружающих людей, а, значит, требует немедленного обследования.
И только тут уже Мирослав не стал отнекиваться. Ему пришлось признать болезнь дочери и необходимость ее лечения. Пусть даже тогда, когда это стало очевидным общественности.
В ужасе от случая в бухгалтерии Константин мысленно планировал свои дальнейшие действия. И о них нужно думать! Необходимо себя заставить! Хотя так хочется все пустить на самотек…
Вбежавшая в слезах Надежда бросила ему в лицо заявление об уходе и, не говоря ни слова, покинула кабинет, характерно хлопнув дверью. Да, он забыл побеспокоиться о ее состоянии, но совершенно не до этого ему было. Хотя в создавшейся обстановке, несомненно, состояла и его вина.
– Ира, войдите ко мне, – осипшим голосом проговорил Костя и не заметил, как она оказалась тут же. Напуганная и дрожащая. – Ирина, успокойтесь, пожалуйста. А теперь послушайте. Я хочу перевести вас на место Галины Ивановны Донской, чтобы избежать всякого рода провокационных ситуаций. А ее назначу своим секретарем. Вас это устроит?
Та только перепуганно кивнула.
– А теперь пишите приказ. «О дисциплинарной ответственности в коллективе, соблюдении деловой этики персонала. Приказываю, с этого момента (укажите дату), начальникам отделов и подразделений в рабочее время вести строжайший контроль за всякого рода обсуждениями, сплетничанием, разнесением клеветы и прочими нарушениями морально-этического плана относительно личной жизни коллег. Юротделу в приказ внести соответствующие пункты в Положение о деловой этике и поведения персонала компании. Укажите пункты нормативных документов, устава, положения компании… Список сброшу на вашу почту. И последний момент: «Нарушение данного приказа повлечет за собой дисциплинарную ответственность в виде выговора с занесением в личное дело, лишения премии либо увольнения».
Его отрешенный взгляд подтверждал всю серьезность намерений немедленно утвердить этот документ, на что Ирина среагировала оторопелостью. Как-то странно: директор всегда казался таким сдержанным и тактичным в отношении женской болтологии, но сейчас, похоже, он намеревался любым способом оградить себя и свою семью от обсуждения.
В том, что незамедлительно подаст на развод, Константин не сомневался – все документы, связанные с этим, он изучал