Элин засмеялась надо мной.
– Я управляю "лендровером" лучше тебя. – Она погрузилась в расчеты. – Всего здесь около четырехсот пятидесяти километров; я не хочу проезжать их за один день, поэтому сделаю остановку около Хвамстанги. Значит, в Акурейри я буду поздним утром на следующий день.
– Нет никакой нужды в том, чтобы ты ломала себе шею, – произнес я с облегчением: я смогу прилететь в Акурейри и избавиться от свертка до того, как там окажется Элин, а дальше все будет, как обычно. Не было никакой необходимости вовлекать ее в это дело. Я сказал: – Вероятно, я остановлюсь в отеле "Вардборг". Ты сможешь позвонить мне туда.
* * *
Но когда мы легли в постель, я обнаружил, что все еще охвачен неослабевающим напряжением и ничего не смог сделать для нее. Когда я сжал Элин в своих объятиях, призрачное лицо Линдхольма появилось перед моим внутренним зрением, и тошнота вновь подступила к горлу. Я закашлялся и сказал:
– Прости.
– Ничего страшного, милый, – прошептала она. – Ты устал. Теперь постарайся уснуть.
Но я не смог. Я лежал на спине и прокручивал в голове все события прошедшего дня. Я повторял про себя каждое слово, сказанное моим необщительным контактером в Кьеблавикском аэропорту, человеком, который, как говорил Слейд, должен передать мне сверток. "Ты не поедешь главной дорогой на Рейкьявик, – сказал он. – Езжай через Крусьювик".
Я поехал через Крусьювик и оказался на волоске от собственной гибели. Случайность или закономерность? Произошло бы то же самое, если бы я поехал по главной дороге? Подставили ли меня намеренно?
Мужчина в аэропорту был человеком Слейда, или, по крайней мере, он знал пароль, который назначил Слейд. Но предположим, что он не был человеком Слейда и все же знал пароль – не слишком сложно представить, как такое могло произойти. Тогда зачем он направил меня в руки Линдхольму? Определенно не ради свертка – сверток уже был у него! Зачеркни это и начни сначала.
Предположим, что он был человеком Слейда и все же направил меня к Линдхольму – В этом еще меньше смысла. И опять же, причем здесь сверток? Он мог не отдавать мне его с самого начала. Все сходилось к тому, что человек из аэропорта и Линдхольм не имели друг с другом ничего общего.
Но Линдхольм несомненно ждал именно меня. Он даже узнал мое имя, перед тем как начать атаку. Так откуда же, черт возьми, он узнал, что я поеду по дороге на Крусьювик? На это я не мог найти ответа.
В конце концов, убедившись, что Элин уже спит, я тихо поднялся с кровати и прошел на кухню.
Не включая света, я открыл холодильник и налил себе стакан молока, затем перебрался в гостиную и сел около окна. Короткая северная ночь подходила к концу, но все-таки было достаточно темно для того, чтобы я смог увидеть внезапно появившийся отблеск в переулке напротив, когда человек, ведущий наблюдение, затянулся сигаретой.
Он беспокоил меня, поскольку я больше не был уверен, что Элин в безопасности.
3
Мы оба встали рано, Элин из-за того, что хотела пораньше выехать в Акурейри, а я потому, что хотел добраться до "лендровера" раньше нее. Я собирался припрятать в машине кое-какие вещи, о существовании которых Элин было лучше не знать; например, пистолет Линдхольма. Я примотал его изолентой к внутренней поверхности несущей рамы, где он был надежно скрыт от взгляда. Дубинку я положил себе в карман. Я решил, что если дальнейшие события начнут разворачиваться в непредсказуемом направлении, то в Акурейри мне может понадобиться оружие.
Чтобы добраться до "лендровера", мне не пришлось выходить через парадную дверь, поскольку гараж находился во внутреннем дворе, и поэтому наблюдатель в переулке не мог меня увидеть. Но я разглядел его хорошо, так как следующее, что я сделал, это взял полевой бинокль и устроился с ним возле окна, выходящего на улицу, одним пролетом выше.
Это был высокий стройный мужчина с аккуратными усиками, и он выглядел заледеневшим. Если ему пришлось провести здесь всю ночь без перерыва, то теперь он, должно быть, не только промерз до костей, но и умирал от голода. Убедившись в том, что узнаю этого человека, если увижу его снова, я опустил бинокль как раз в тот момент, когда кто-то спустился по лестнице с верхнего этажа. Это оказалась пожилая женщина с седыми волосами, которая, посмотрев на меня, а затем на мой бинокль, многозначительно хмыкнула.
Я улыбнулся. Первый раз в жизни меня заподозрили в извращенном стремлении к созерцанию эротических сцен.
Завтрак доставлял мне особенное удовольствие, когда я вспоминал о своем голодном друге на другой стороне улицы.
– Ты выглядишь значительно бодрее, – заметила Элин.
– Это благодаря твоему кулинарному искусству, – сказал я.
Она обвела взглядом селедку, сыр, хлеб и яйца.
– Какое искусство? Каждый может сварить яйца.
– Но не так, как это делаешь ты, – заверил я ее.
Но я на самом деле чувствовал себя более бодро. Мрачные мысли рассеялись вместе с мраком ночи, и, невзирая на все оставшиеся без ответа вопросы, смерть Линдхольма больше не мучила меня. Он пытался меня убить, но ошибся, и был наказан за свою ошибку. Тот факт, что я убил его, не слишком сильно давил на мою совесть. Единственное, что продолжало меня беспокоить, это безопасность Элин.
Я сказал:
– До Акурейри есть одиннадцатичасовой рейс из Рейкьявикского городского аэропорта.
– Ты будешь на месте к ланчу, – заметила Элин. – Когда сядешь в самолет, подумай о том, что я в этот момент трясусь по ухабам где-то возле Кальдидалура. – Она начала торопливо прихлебывать горячий кофе. – Мне хотелось бы выехать как можно скорее.
Я обвел рукой заставленный посудой стол.
– Я уберу все это.
Она уже собралась идти, но тут заметила бинокль.
– Я думала, что он в "лендровере".
– Я просто проверил его, – сказал я. – В последний раз, когда я пользовался биноклем, мне показалось, что у него сбился фокус. Но оказалось, что все в порядке.
– Тогда я возьму его с собой, – сказала она.
Я спустился с ней в гараж и поцеловал ее на прощанье. Она внимательно посмотрела на меня и спросила:
– Все в порядке, Алан, не так ли?
– Разумеется, почему ты спрашиваешь?
– Не могу сказать. Очевидно, это какое-то женское чутье. Увидимся в Акурейри.
Я помахал ей вслед рукой н проводил машину взглядом. Ее отъезд, по-видимому, никого не встревожил; из-за углов зданий не начали выглядывать любопытные головы, и никто не пристроился за ней следом. Я вернулся в квартиру и проверил