Каншель с трудом подавил стон. Танаура никогда не славилась тонким подходом. Как всегда, она высматривала его целенаправленно. Даже самый невинный разговор с ней казался настоящим допросом. Ее ясные серые, под цвет коротких волос, глаза сверкали хищной осмотрительностью. Танаура была одной из старейших слуг на «Веритас феррум», но сколько именно ей лет, Каншель не знал. Жизнь прислуги тяжела и быстро изнашивает тело. Друзья Каншеля, с которыми он вместе рос, из-за непосильной работы сейчас выглядели скорее его родителями, нежели ровесниками. Сама Танаура всю жизнь трудилась на совесть и своей внешности ничуть не стыдилась. Ни сам Каншель, ни кто-либо из его знакомых не могли вспомнить того времени, когда ее не было где-то рядом. Для всех слуг на корабле она стала общей матерью — рады тому были ее многочисленные воспитанники или нет.

— Агнесса, — устало произнес Каншель, — мы уже говорили об этом.

Женщина ласково положила руку ему на плечо.

— И будем говорить. Тебе это нужно, даже если ты сам так не думаешь.

Иерун мягко убрал ее руку.

— Что мне нужно, так это немного еды. А после вернусь к своим обязанностям.

— О да, работы тут много. Так многое нужно восстановить, но не все можно сделать руками и инструментами. Нашей силе тоже требуется обновление.

Каншель заворчал. Он терял терпение. Воодушевленный после встречи с Гальбой, он не собирался терпеть ее бредни и чувствовал, что может дать женщине отпор.

Он взял свой поднос с едой. Склизкая лепешка из переработанного протеина и квадратный ломоть из спрессованных растительных веществ — базовый набор для поддержания жизни и необходимой работоспособности человеческого организма. Каншель двинулся к столу и, с лязгом опустив поднос на металлическое полотно, принялся разрывать паек на тонкие полоски.

— Не видишь, чем я занят? — фыркнул он, ожесточенно пережевывая и проглатывая пищу. — Я как раз восстанавливаю свою силу.

Слуга встретился глазами с Танаурой и, к собственной гордости, выдержал ее взгляд, не моргая.

— Мою настоящую, полезную силу. А эти ваши суеверия — слабость.

— Как же ты заблуждаешься… Чтобы признать, что у нас есть свои пределы и слабости, нужна смелость. Нужна сила. Мы должны обратиться к Отцу Человечества за помощью. «Лектицио Дивинитатус»^[1] учит нас…

— Идти против самого учения Императора, ибо призывает боготворить его! Эта логика вздорна. Недаром она под запретом.

— Ты не понимаешь. Для Императора отрицание Его божественности — испытание. Оно напоминает нам, чтобы мы отвергали всех ложных богов. Но, когда мы низвергнем все идолов, что притязают на божественность, останется один истинный бог. Это парадокс, но мы должны постичь его. Преодолев свои сомнения и открыв душу, ты обретешь покой.

— Я не ищу покоя, — огрызнулся Каншель. — И никому не следует. Это недостойно тех, кем мы являемся.

— Ты и в самом деле не понимаешь. Если бы я только могла показать тебе, какой силы требует вера, ты бы понял, насколько не прав.

Каншель покончил с едой.

— Но этого не будет, верно?

— Все может быть. — Из кармана своей заношенной куртки Танаура вынула потрепанную книжку и приложила ее к груди Каншеля. — Прошу, прочти это.

Иерун отмахнулся от книги, словно обжегшись.

— Где ты это достала?

— Она у меня уже много лет. Ее дал мне слуга Несущих Слово.

— Тех, кто предал нас на Исстване?! О чем ты вообще думала?!

— О том, насколько трагично, что те, кто первыми познал истину, сами же отвернулись от нее. Я не хочу, чтобы мы повторяли их ошибки.

Каншель замотал головой.

— Нет. Я не хочу иметь ничего общего с этим культом. Оставь меня одного. — Он бросил взгляд на сборище верующих, которые все еще истово молились. — Ты хоть понимаешь, как сильно вы рискуете, занимаясь этим вот так, в открытую?

— Истине не место в тенях.

— А если это увидят легионеры? Если о ваших собраниях узнает капитан Аттик? — Танаура отвечала за обслуживание каюты Аттика, и Каншель не мог понять, зачем рисковать такой честью. Единственной причиной, почему игнорировали разрастающийся культ, могло быть только то, что у Железных Рук и так хватало неотложных забот, чтобы еще интересоваться внеслужебными причудами слуг.

— Мы не мешаем работе и не говорим ни с кем, кто не захочет нас услышать.

Каншель отрывисто, хрипло усмехнулся.

— Тогда зачем ты лезешь с этим ко мне?

Этот пронзительный взгляд бездонных глаз, в котором проникнутое экстазом откровение смешалось со стальной решимостью.

— Потому что я вижу твою нужду, Иерун. Ты хочешь услышать.

Он отпрянул от нее, мотая головой.

— Никогда еще ты так не ошибалась. А теперь, прошу, оставь меня.

— Подумай о том, что я сказала.

— Ни за что, — уходя, через плечо бросил слуга.

Он направился в кормовую часть крейсера. Массивная переборка отгораживала поврежденные отсеки от остального корабля. Здесь Каншель получил новое назначение и, пройдя по хитросплетению покореженных, разбитых коридоров, присоединился к другим слугам и ремонтным сервиторам в медленной работе по восстановлению рациональности, порядка и механической аккуратности, четкости на «Веритас феррум». Его группа занималась расчисткой коридора от металлических обломков. Изначально проход был прямым, но теперь напоминал раздробленную кость. Пол пересекала рваная расщелина, и левая часть на добрых полметра возвышалась над правой. Свести обратно две половины коридора уже не представлялось возможным, но уродливый перепад высот можно было хоть как-то сгладить пандусами.

От напряжения мышцы сводило судорогами, трудно было дышать. Всего за пару минут Каншель заработал несколько новых порезов и ожогов. Но он радовался трудностям. Он приветствовал боль, потому что та каленым железом выжигала из его разума суеверную чушь Танауры и, что куда важнее, ее гнусные измышления о нем. Агнесса заблуждалась на его счет. Иерун не отрицал, что нуждается в силе откуда-то извне. Он знал свои пределы и понимал, что в эти темные дни опасно к ним подступил. Но еще знал, что силы ему придаст живой пример легионеров Железных Рук.

Он поклялся в непоколебимой верности Императору и его учению. Одно вытекало из другого. Ничего сложного. Все, что ему нужно было знать о силе, он видел своими глазами в закованных в керамит гигантах, которым верно служил. И ему не требовались для этого грязные книженции, подрывающие все, на чем строился Империум и во имя чего шел Великий крестовый поход.

И на несколько коротких мгновений он, укутанный липкой темнотой, лишь кое-где отодвинутой неверным свечением горелок, сумел забыть, во что вылился Великий крестовый поход, и что сейчас происходило с Империумом.

А затем внезапно обвалился пол. Его кажущаяся прочность оказалась обманчивой. С визгом и скрежетом истязаемого металла несколько метров палубного настила рухнули в глубины корабля, утянув с собой большую часть рабочей бригады. Ощутив, как пол, резко вздрогнув, ушел из-под ног, Каншель бросился назад и ухватился левой рукой за рваный край стальной обшивки коридора. Пытаясь нащупать ногами твердую опору, он повис