Он остановился и замер, выпрямив спину и расправив плечи. В доли секунды солдаты окружили его плотным кольцом. Стражники убили бы его на месте, если бы их не смутила внезапная неподвижность убийцы. Солдаты промедлили, и Тасрен получил возможность высказаться, не спуская глаз с короля, которого теперь окружала стена охраны. Он, Тасрен Мейн, сын Хеберена, младший брат Хэниша и Маэндера, умрет с радостью в сердце, зная, что совершил великое деяние. Он убил тирана. Он долго ждал этой минуты и теперь, наконец, счастлив, потому что завершил дело своей жизни.
— Многие прославят меня, — сказал Тасрен на ломаном акацийском, с трудом подбирая слова. — Многие прославят меня и последуют за мной.
Он прижал кончик изогнутого кинжала к своей шее и резко ударил лезвием по сонной артерии. И секунду спустя рухнул на гладкие плиты пола, глядя, как окружающий мир искажается перед глазами, как предметы меняют форму, мало-помалу сливаясь в многоцветные пятна. Он упал лицом вверх, и его еще бьющееся сердце выкидывало в воздух фонтаны крови, заливавшей грудь и лицо. Моргая, Тасрен посмотрел на зал сквозь завесь алого тумана. Король уходил из зала в центре плотной толпы людей, сгрудившихся вокруг него, точно пчелы вокруг матки. Они вытолкали Леодана наружу, поддерживая его под локти. Король тяжело обвис на их руках, все еще прижимая ладонь к окровавленной груди. На миг, когда ничто не перекрывало обзор, Тасрен увидел разинутый рот короля и его глаза, полные боли, изумления и страха.
Созерцая все это, Тасрен подумал о старшем брате и пожалел, что Хэниш не видел его деяния. Впрочем, он вскоре услышит о нем, и его сердце наполнится гордостью.
Ненасытная пустота уже пожирала тело Тасрена, по капле выпивая жизнь. Он прошептал молитву, ощущая во рту вкус жидкого металла. Благодать снизошла на него. Он завершил наконец то, к чему шел так долго. Достиг своей главной цели. Он положил начало великим переменам и теперь шел за грань бытия без страха и сожаления, как солдат, сражавшийся за правое дело. Прежде чем сознание померкло, Тасрен начал произносить слова Воссоединения — хвалебного гимна Тунишневр.
Глава 15
Мэна никогда больше не сможет спокойно посмотреть на восьмигранный кубик детской игры под названием «Крысиные бега». Именно в нее они играли с младшим братом, когда убийца напал на Леодана. Дариэл опасался, что отец не выполнит обещания насчет снежной войны, и Мэна согласилась посидеть с ним возле банкетной залы. Так они могли перехватить короля, едва только он покажется в дверях. Они по очереди бросали кубик и наблюдали, как зеленый стеклянный октаэдр катится по диванчику, в конце пути неизменно застревая в шелковых складках до покрывала. По правде сказать, Мэну не слишком интересовала игра, равно как и победа в ней; ей просто нравилось прикасаться к гладкому восьмиграннику и ощущать его в плотно сжатом кулаке. Временами она трясла кубик так долго, что Дариэл терял терпение.
Беда случилась всего через несколько минут после того, как закрылись огромные двери банкетной залы. Краем уха Мэна уловила приглушенные звуки какой-то суматохи внутри, но поначалу не обратила внимания. А в следующий миг двери распахнулись, тяжелые створки с грохотом ударили в стены. Мэна вскочила, рассыпав кубики по ковру. В двери хлынула толпа людей. Они двигались медленно и неуклюже, шаркая ногами по полу, пригибаясь под своей ношей, и все-таки было понятно, что люди спешили. Все растерянно кричали друг на друга. Кто-то возвысил голос, требуя освободить дорогу для короля. Король ранен!
Мэна даже не сразу поняла, что тяжелая ноша на руках придворных — ее отец…
Кожа короля была свинцово-серой, словно у присыпанного пудрой трупа. Бесцветные губы плотно сжаты, глаза наполнены страхом. Корона сбилась набок. На бороде повисли белые капли слюны. Там, под этими искаженными, неузнаваемыми чертами прятался человек, которого Мэна любила больше всех на свете. Человек, утративший все, что делало его сильным, нежным и мудрым… Она схватила Дариэла в охапку и закрыла ему глаза. Крепко прижав к себе брата, Мэна отвернулась к стене, будто это движение могло избавить ее от всего, что она увидела.
Немного позже Мэна сидела на кровати в комнате Дариэла и баюкала в объятиях плачущего мальчика. Бессчетное число раз она повторила, что все будет в порядке. Папа поправится. Конечно же. Разумеется. Эта рана — все равно что булавочный укол. Так ей сказали. Неужто Дариэл думает, будто булавочный укол может повредить королю Акации?
— Давай не будем глупенькими, — сказала она. — Папа придет завтра и посмеется над твоими опухшими глазами. Они у тебя всегда пухнут наутро, если ты плачешь перед сном.
Наконец дыхание Дариэла стало спокойным и ровным, и Мэна осторожно разомкнула объятие. Она села, привалившись спиной к стене, и бездумно смотрела, как медленно вздымается и опадает грудь брата, разглядывала осунувшееся лицо мальчика. Она так сильно любила его… При мысли об этом на глаза Мэны навернулись слезы — впервые за сегодняшний вечер. Дариэл еще слишком мал, чтобы все понять, верно? На самом деле Мэна и сама толком не знала, что произошло и насколько серьезно ранен король. Ей казалось, что детали не так уж и важны. Лицо отца объяснило ей все. Не имеет значения, что случится завтра; панический страх, который она видела, навечно останется в ее памяти. Мэна будет видеть его всегда, за любой маской, которую наденет отец. Она будто застала его за каким-то непристойным занятием — слишком гадким, чтобы Мэна теперь нашла в себе силы относиться к отцу по-прежнему. Легкость и непринужденность, существовавшие между ними до сих пор, ушли.
Мэна слезла с кровати и некоторое время мерила комнату шагами, разглядывая плиты пола. Она не знала, что ей делать, куда идти, и есть ли вообще смысл куда-нибудь идти и что-нибудь делать. Мэна понимала, что нынче ночью ей никто ничего не скажет. Она раздумывала, не выскользнуть ли из комнаты и не пробраться ли в покои отца… Впрочем, ее, конечно же, остановят. Особенно посреди ночи и после таких событий. Скорее всего ей не дадут выйти до самого утра. А может быть, и после.
В конце концов Мэна пересекла комнату и залезла на нижние ветки акации, что стояла в углу. Странно было видеть дерево прямо во дворце. Прошлой зимой Леодан подарил его Дариэлу на день рождения. Король сам все это придумал, поговорил с плотниками и шлифовальщиками и дал им задание. Работа велась втайне, пока Леодан и дети были в Алесии. Вернувшись, все они вошли в комнату Дариэла и увидели сухой ствол старой акации, вправленный в каменный