Я не ответил.
– Ты понял?
– Понял! – огрызнулся я.
– Хорошо. – Дюк встал. – Ты уже знаешь, на что идешь, Джим – об этом нет вопросов. Поэтому кончай переживать и приступай к делу. У нас нет времени.
Он был прав и я это знал, но было нечестно так давить на меня.
Он понял мое молчание и покачал головой:
– Брось, Джим. Ты не станешь более готовым, чем сейчас.
– Но я вообще не готов!
– Об этом и речь. Если бы был, не было бы нужды в разговоре. Так что… как?
Я поднял глаза.
– Да?
– Я боюсь, – признался я. – А если я струшу?
Дюк улыбнулся.
– Есть очень простой способ узнать, не трусишь ли ты. Если да, тебя съедят. Все остальное – это успех. Запомни.
Он взял чашку, чтобы отнести на кухню.
– Я скажу Шоти, чтобы ждал тебя. Надень чистое белье. – Потом он повернулся и ушел, оставив меня таращиться вслед.
4
По закону, я уже отслужил в армии.
Три года. Что-то около этого.
Вас автоматически зачисляли, когда вы появлялись на первом занятии по «глобальной этике», единственном обязательном курсе в высшей школе. Без окончания этого курса не давали диплома. И кроме того, что обнаруживалось только впоследствии – нельзя было закончить курс, не заслужив почетного увольнения. Все это было частью «Обязанностей Всеобщей Службы». Ура!
Инструктором был некто по имени Уайтлоу. О нем знали немногое. Здесь он был первый семестр. До нас, правда, доходили некоторые слухи – что однажды он ударил парнишку за разговорчики и сломал ему челюсть. Что его нельзя уволить. Что он проходил срочную службу в Пакистане – и все еще хранит уши мужчин и женщин, которых убил. Что он до сих пор участвует в некоторых сверхсекретных операциях и преподавание – лишь прикрытие. И тому подобное.
Когда я увидел его, то поверил всему.
Он приковылял в комнату, бросил клипборд на стол и обратился к нам:
– Прекрасно! Я хочу находиться в этой комнате не более чем вы! Но этот курс обязательный для всех – так выжмем все лучшее из плохой ситуации!
Он был коренастый, как медведь, грубоватый и раздражительный. У него были начинающие седеть волосы и серо-стальные глаза, ввинчивающиеся в вас, как лазер. Нос толстый; похоже, был сломан несколько раз. Он выглядел, как танк, и двигался странной катящейся походкой. Покачиваясь при ходьбе, он был неожиданно грациозен.
Он стоял перед нами, как неразорвавшаяся бомба, и глядел на нас с очевидным отвращением. Он смотрел сердито – выражение, которое мы быстро научились распознавать, как общее недовольство нашим испугом, причем не каждым из нас в отдельности, а всем классом, как целым.
– Меня звать Уайтлоу! – рявкнул он. – И я не являюсь приятным человеком!…
Ого!?…
– … Так что, если вы думаете, что пройдете курс, подружившись со мной, забудьте это! – он так свирепо смотрел, как если бы ждал от нас такого же взгляда. – Я не хочу быть вашим другом. Так что не тратьте времени. Все очень просто: я должен сделать дело! И оно будет сделано. Вы тоже должны сделать дело. Вы можете сделать его легко и взять ответственность на себя – или вы можете сопротивляться, и тогда я вам обещаю – этот класс станет хуже преисподней! Понятно?
Широким шагом он прошел в конец комнаты, вырвал комиксы из рук Джо Бэнгса и разорвал их. Обрывки бросил в мусорную корзину.
– Те, кто думают, что я вас разыгрываю, пусть отныне не заблуждаются. Мы можем сэкономить друг другу две недели танцев на цыпочках для изучения друг друга, если вы будете с самого начала предполагать худшее. Я – дракон. Я – акула. Я – монстр. Я разжую вас и выплюну кости.
Он находился в постоянном движении, скользя из одного угла комнаты в другой, указывая, жестикулируя, рубя воздух рукой во время разговора.
– На следующие два семестра вы принадлежите мне. Этот курс нельзя пройти или не пройти. Когда преподаю я – все проходят. Потому что я не даю никакого другого шанса. Большинство из вас, если предоставляется выбор, не выбирают победу. И это гарантирует ваше поражение. Поэтому запомните: здесь у вас нет выбора. Как скоро вы поймете это, так скоро сможете выйти. – Он прервался. Оглядел всех. Глаза были жесткие и маленькие. Он продолжил: – Я очень безобразен. Я это знаю. Я не стану тратиться на доказательство обратного. Не ждите, что я буду другим. И если в этой классной комнате кто-то должен приспособиться, то я жду, что это будете вы! Вопросы есть?
– Ага… – Один из клоунов с заднего ряда: – Можно выйти?
– Нет. Еще вопросы?
Их не было. Большинство из нас были ошеломлены.
– Хорошо. – Уайтлоу вернулся к кафедре. – Я жду стопроцентной посещаемости все сто процентов времени. Извинения не принимаются. В этом классе будет результат. Большинство из вас используют свои обстоятельства, как причины не иметь результатов. – Он смотрел в наши глаза, словно глядел в души. – Об этом все, начнем немедленно! Отныне ваши обстоятельства – единственное, чем вы можете управлять, чтобы получать результаты.
Одна из девушек подняла руку: – А если мы заболеем?
– Вы планируете это?
– Нет.
– Тогда не должны беспокоиться.
Другая девушка:
– А если…
– Стоп! – Уайтлоу поднял руку. – Видите? Вы уже пытаетесь найти себе лазейки. Они называются: а если?… «А если я заболею?» Правильный ответ – не болейте! «Если моя машина сломается?» Сделайте, чтобы она не ломалась, или имейте запасной транспорт. Забудьте лазейки. Их нет! Вселенная не дает второго шанса. Я тоже. Будьте здесь. У вас нет выбора. Этот класс работает только так. Предположите, что я приставил револьвер к вашей голове. Так оно и есть – только вы еще не знаете, какой это револьвер, но факт есть факт: я держу револьвер у вашей головы. Либо вы здесь и вовремя, либо я нажму спусковой крючок и разбрызгаю ваши никчемные мозги по стене. – Он показал на стену. Некоторые содрогнулись. Я обернулся посмотреть. И представил красно-серые брызги мозга на панели.
– Вам понятно? – Он принял наше молчание за согласие. – Хорошо. Можно продолжать.
Уайтлоу небрежно присел на краешек своего стола. Скрестил руки на груди и оглядел комнату.
Улыбнулся. Эффект был ужасающим.
– Теперь, – сказал он спокойно, – я расскажу о выборе, который вы сделаете. Единственном выборе. Все остальное – иллюзии, или лучше сказать – лишь их отражения. Вы готовы слушать? Прекрасно. Вот этот выбор: или вы свободны, или вы скоты. Это все.
Он ждал нашей реакции. В комнате было много озадаченных лиц.
– Вы ждете продолжения, не так ли? Вам кажется, что надо сказать больше. Нет, продолжения нет. Это все. То, что вы ждете в качестве продолжения – просто определения, или приложения. Разговору об этом мы и посвятим остаток нашего курса. Звучит