— Все-таки хорошо, что мы уезжаем.
Еще кто-то хотел убить отца? Я и так волновался, что Джордж нас найдет, и следил за всеми, кто, как мне казалось, преследовал отца, чувствуя себя настоящим детективом. Я представлял себе Сан-Квентин, даже называл его «Кью», как отец. Я мечтал, что спасу отца от Джорджа, запрыгнув тому на спину, когда он соберется стрелять.
А еще воображал, как отговариваю отца убивать Клео.
— Тебя же поймают! Не надо. Скажи Джорджу, что передумал. Грязный старикашка того не стоит.
* * *В день отъезда с Белен-Стейшн мама паковала посуду и помогала отцу грузить лампы, столы, диван, пианино и стулья в зеленый деревянный прицеп, прикрепленный к нашему «Рамблеру». Лонни, Сэм и я сложили свои пожитки в ящики и поставили в кузов.
Сосед работал у себя во дворе, но на нас не смотрел. Никто из поселка не пришел помочь нам собираться или просто сказать «до свидания».
Когда вещи были уже упакованы, я медленно прошелся по опустевшим комнатам.
— Все лучше, чем жить здесь, — сказала Лонни, стоя у меня за спиной. — Я уже устала от того, что маму все ненавидят. И отцу тут плохо. В большом городе столько всего интересного.
Возможно, она была права. Может, когда мы переедем, они перестанут ссориться.
Двое мексиканцев, которые жили в Белене и работали на отца, заглянули проститься с ним. Я их помнил по совместным охотничьим вылазкам. Они выбрались из грузовика и остановились подождать его. Старший, с морщинистым лицом, заговорил с Лонни и со мной:
— Прошлой осенью здоровенная медведица забрела к нам в лагерь вместе с медвежатами. У нас не было при себе ружей.
Он снял с головы соломенную шляпу и вытер ею лоб.
— Я уж думал, нам всем конец, но тут твой отец вытащил винтовку и дважды выстрелил ей в грудь. Она упала буквально в десяти шагах от нас. Без него мы бы точно погибли.
Младший согласно кивнул.
— Мы запаниковали, а он — нет.
Когда отец вернулся домой с той охоты, мертвая медведица лежала у него в кузове грузовика. Он поднял меня, чтобы я посмотрел. При виде массивной головы и острых когтей я так перепугался, что намочил штаны. Мне было непонятно, зачем отец ее убил. Но теперь я знал. Он это сделал, чтобы их спасти.
— А еще твой отец учил меня в свободное время математике и инженерному делу, — добавил младший. — Я назвал сына Терстоном в его честь. Мы будем сильно по нему скучать.
Отец поставил последние коробки в прицеп и подошел попрощаться с мужчинами. Они пожали ему руку и сказали «до свидания». Отец протянул младшему учебник по математике и логарифмическую линейку.
— Адиос, амиго!
Они забрались назад в свой грузовик ЭПНГ и медленно покатили в сторону компрессорной станции. Мне хотелось, когда вырасту, стать таким, как отец, — умным, сильным и отважным.
Глава 7
Я смотрел в заднее окно на дорогу, где за нашей машиной клубилась пыль. Поселок становился все меньше и меньше, пока пустыня не поглотила его целиком. В кабине было тихо, только всхлипывала мама. Она плакала, как дышала, то есть не прекращая. Но мы же делали то, что она хотела, — почему она опять недовольна?
До нашего нового дома был всего час езды, но мы словно очутились в совсем другом мире. Вокруг на несколько километров простирались жилые районы — весь поселок ЭПНГ мог поместиться в одном квартале. На улицах дети прыгали через скакалку и играли в салочки. Никто из их родителей не знал ни мамы, ни отца. Может, теперь люди не будут избегать маму и не увидят, как они дерутся с отцом.
Мы поселились в доме 720 по Вассар-драйв: он был одноэтажный, покрытый серой штукатуркой, с маленьким крылечком, гаражом на одну машину и цементным патио под навесом из парусины, за которым начинался задний двор, засыпанный гравием. Он показался мне самым красивым из всех, в которых мы жили. Через квартал от нас проходил бульвар Ломас, широкий, на четыре полосы, по которому за час проезжало больше машин, чем я видел за всю жизнь.
Отец поменял Зеленый Бомбардировщик на сверкающий, новенький минивэн «Рамблер-Амбассадор», тоже зеленый. Он использовал его для работы — ездил в офис и на дом к клиентам, подписывать договоры. В первую неделю он продал страховку звезде футбольной команды Университета Нью-Мехико по имени Дон Перкинс, который недавно подписал контракт с «Ковбоями Далласа». Вскоре после этого его клиентом стал Бобби Ансер, знаменитый автогонщик. Я был уверен, что отец вот-вот прославится.
* * *Отец купил мне велосипед побольше и договорился, что я буду развозить газеты поочередно с другим подростком, жившим по соседству, который был почти вдвое меня старше и присматривал за тем, как я выполняю свою работу. Холщовая сумка с логотипом «Альбукерке Джорнал» свешивалась у меня с одного бока, как пончо, доходя почти до колен. Когда взрослые видели меня на дороге, то улыбались и махали мне рукой — очень скоро все уже знали мое имя.
Я хотел больше узнать о своем новом городе, поэтому читал разные статьи в газете, хотя не понимал некоторых слов. В разделе местной истории много писали о юго-западе во времена испанских конкистадоров. Развозя газеты, я представлял себя одним из людей Коронадо[3], завоевавших эти земли, и разил врагов направо и налево.
Когда я по выходным обходил дома и собирал плату, мне давали на чай мелкие монеты, весело звеневшие в карманах. Я болтал с клиентами, как когда-то с Чэмпом, и они рассказывали мне о своей жизни, о работе и о том, что будут готовить на ужин. Я торчал у каждого дома, пока хозяева не вспоминали, что им пора.
— Доброго тебе дня, Дэвид, — прощались они.
Лонни поступила в хорошую школу в конце нашей улицы, Джефферсон-Джуниор-Хай, к которой была приписана команда «Джетс». Школа была похожа на большой отель. Учеба давалась ей легко, и она всегда была лучшей в классе. У Лонни все получалось — как у нашего отца.
Мы с Сэмом пошли в младшую школу Монте-Виста, я в третий класс, а он в первый. Школа занимала двухэтажное здание, крытое красной черепицей, которое напоминало испанскую крепость. Там была большая площадка для игр с качелями, гаревой беговой дорожкой и батутом и даже бейсбольное поле. Школа мне очень понравилась.
Но я не стал учиться лучше, чем в Белене. Очень часто я не понимал, что говорила миссис Салазар. Голос у нее был мягкий, но остальные, похоже, прекрасно ее слышали. И доску я по-прежнему видел плохо.
Однажды миссис Салазар предложила каждому из нас написать на доске свое