я здесь.

Она  улыбнулась  и  устроилась  поудобнее,  готовая  принять  благословение.  Испытывая

муки  совести  –  и  некую  странную  легкость, –  я  подошел  к  ней,  положил  ладонь  на  лоб  и

попросил  Бога,  чтобы  ее  боли  ушли.  Услышав  «аминь»,  она  улыбнулась  и  сказала:

«Спасибо», словно говоря: «И что, я много просила?» Она получила именно то, что искала.

Прощаясь,  ее  близкие  сверкали  улыбками,  жали  мне  руку  и  осыпали  благодарностями.

Больше я никогда ее не видел.

Слезы  на  наших  беседах  и  после  них  стали  обычным  явлением,  и  я  быстро  научился

из-за  них  не  тревожиться.  Я  даже  стал  расценивать  их  как  хороший  знак,  как  искренний

28

отклик  на  страх  или  заботу.  Люди  чувствовали,  что  в  моем  кабинете  проявлять  чувства

безопаснее,  нежели  дома  или  при  друзьях.  Я  уже  привык  к  слезам  и  просто  раздавал

платочки. Много раз люди выходили из моего кабинета, забирая их с собой и промокая глаза

после приема и молитвы.

Я  понял,  насколько  привык  к  ним,  когда  встретился  с  Дарлой,  стройной  блондинкой.

Ей было где-то под пятьдесят. У нее нашли аневризму на сонной артерии, в области шеи, и

то была наша первая встреча.

Я протянул руку и представился.

– Вы же не будете доводить меня до слез, правда? – тут же спросила она.

Я  ничего  не  ответил,  но  был  сбит  с  толку.  Никто  и  никогда  не  задавал  мне  такого

вопроса. Моя растерянность, должно быть, отразилась на лице.

– Я тушь не нанесла, – объяснила она, – а мне на работу потом.

Я был настолько ошарашен, что даже не спросил, почему она решила, будто я заставлю

ее  плакать, –  но  уверил  ее,  что  не  сделаю  этого.  Мы  обсудили  ее  случай,  и  только  позже, размышляя  об  этом,  я  подумал:  наверное,  она  видела,  как  другие  выходят  в  приемную  в

слезах, и боялась того же.

Но  хотя  хорошие  отклики  –  обычное  дело,  далеко  не  все  хотят  слышать,  как  врач

обращается к Богу или поминает Его. Бывает, люди злятся, противятся, а порой проявляют

явную враждебность. И тому, как иметь с ними дело и при этом проявлять к ним столько же

душевности, приходилось учиться.

Скептики 

Да,  большая  часть  моих  пациентов  относится  к  духовной  заботе  с  одобрением.  Но

некоторые не хотят иметь с ней ничего общего.

Вот,  например,  Диана.  Бизнес-леди  сорока  трех  лет.  Букет  заболеваний.  Помимо

нарушений в мозге – диабет, проблемы с почками, проблемы с кожей, депрессия и ряд иных

осложнений. Для нормального самочувствия ей требовались целая когорта докторов и масса

процедур. На нашей встрече она упомянула, что в прошлом люди плохо с ней обращались.

Было  ясно,  что  она  считала  себя  жертвой,  и  было  легко  ее  пожалеть.  Я  рекомендовал  ей

записаться  на  прием  к  профессиональному  консультанту  и  в  конце  встречи  предложил

помолиться вместе с ней. Она согласилась.

В  следующий  раз  я  увидел  ее  через  год  –  на  контрольном  осмотре.  Аневризма,  как  и

прежде,  осталась  маленькой.  Диана  рассказала,  что  все-таки  пошла  на  консультирование, стала  намного  сильнее  и  прекратила  принимать  антидепрессанты.  Я  порадовался  за  нее  и

перед тем, как встреча завершилась, сказал: – Буду рад за вас помолиться.

– Нет, – резко ответила она. Ее голос внезапно похолодел. – Я учусь разбираться в том, чего хочу и чего не хочу. И мне не нужна молитва.

– Хорошо, – не стал спорить я. – Ценю, что вы так открыто говорите о своих желаниях.

Я проводил ее в приемную, коснулся ее плеча и улыбнулся.

– Вы прошли долгий путь, – сказал я на прощание.

– Спасибо, –  она  улыбнулась  в  ответ.  Новая  уверенность  окрыляла  ее,  и  я  ничуть  не

обиделся.

Если болезней нет, тогда люди молитву в штыки и встречают. А те, у кого проблемы с

мозгом, почти всегда воспринимают ее доброжелательно.

Или еще одна семейная пара. Приверженцы какого-то из течений «Нью-Эйдж»: я так и не

понял,  во  что  они  верили.  Жена  наотрез  отказалась  от  молитвы.  Муж  все  время  молчал  и

грустно  смотрел  в  пол.  Интересно,  что  болел именно  он.  Уже который  раз  я  замечал:  если

болезней нет, тогда люди молитву в штыки и встречают. А больные почти всегда относятся к

ней доброжелательно – или по крайней мере смиренно.

Был  еще  один  эпизод,  один  из  самых  печальных.  Семья  ярых  атеистов.  Салли, старушка-мать, никогда в жизни не верила в Бога и внушила детям, что Бог – это сказка для

29

дурачков. Теперь она страдала от дегенеративного заболевания мозга и ей не могли помочь

ни  лекарства,  ни  хирургия.  Она  слабела  и  явно  доживала  последние  дни.  Когда  беседа

подошла к концу, я предложил помолиться за нее. Сын и дочь едва ли не ворвались между

нами.

– Нет, нет, мы в это не верим! – выкрикнул мужчина.

Они закрыли мать, словно верная стража. Но я видел ее страдания. Салли не отказалась.

Ее взгляд был полон немой мольбы, и на меня нахлынула огромная печаль.

– Я  спрашиваю  ее, –  спокойно  сказал  я,  пытаясь  избежать  столкновений.  Мы  все

посмотрели на Салли. Она молчала.

– Она в это не верит, – повторил сын. Он словно вбивал в