– Думаешь, если ушел с работы, мы никогда больше не увидимся? Долги у нас еще впереди, приятель, не беспокойся. Ты вчера был последний день и, возможно, не слышал, что «Кроникл» закрывается в следующую пятницу, через неделю. Сегодня утром нам сообщили.
Голос Берта, казалось, доносится откуда-то издалека. У Питтмана закружилась голова.
– Что? – переспросил он.
– Мы понимали, что положение с газетой неважное, но не думали, что она обанкротится. На нее не нашлось покупателя. Наши аналитические статьи не в силах конкурировать с телевизионными новостями и с материалами «Ю-Эс-Эй тудей». Владельцы решили ликвидировать дело. Через девять дней в продажу поступит последний выпуск. И это после ста тридцати восьми лет существования!
– Я все же...
– Ты должен вернуться на работу. Помимо всего прочего, нам не хватает людей. Послушай, я отдал «Кроникл» тридцать лет жизни и не желаю, чтобы газета превратилась в мусор. Вернись, прошу тебя, и помоги мне. Всего на девять дней, Мэтт. Отдел некрологов не менее важен, чем все остальные. Что читают вслед за комиксами и спортивной страницей? Искать нового человека нет времени. К тому же некоторые негодяи то и дело отпрашиваются с работы, чтобы подыскать себе другое место. Ну, будь другом, Мэтт. Если не мне, то хотя бы газете. Не зря ты проработал в ней четырнадцать лет. Нет, ты не можешь остаться равнодушным!
Питтман уставился в пол.
– Мэтт?
Мышцы Питтмана свела судорога.
– Мэтт, ты меня слышишь?
Питтман внимательно изучал пистолет.
– Время ты выбрал дерьмовое, Берт.
– Но ты сделаешь это?
– Ты просто не понимаешь, о чем просишь.
– Нет, понимаю. Ведь ты – мой друг.
– Чтоб ты сдох, Берт!
Питтман положил трубку. Терзаемый душевными муками, он ждал, что телефон опять зазвонит. Но звонков больше не было. Питтман отложил пистолет, взял бутылку бурбона из буфета рядом с холодильником, налил в стакан. Без воды, безо льда. Быстро выпил чистый бурбон и снова налил.
2
Ну не ирония ли судьбы? Умирающая газета, отдел некрологов и сотрудник отдела – потенциальный самоубийца. Стол за невысокой перегородкой находился на четвертом этаже, между лифтом и мужским туалетом. Сотрудников в «Кроникл» не хватало, но на отделе Питтмана это никак не сказывалось: шум, суета, телефонные звонки, стук компьютеров. За рубрикой «Некрологи» шла «Искусство и развлечения», слева – «Домашние советы», справа – «Календарь местных событий». Питтману казалось, что его отделяет от остальных огромное пространство, затянутое пеленой тумана.
– Ужасно выглядишь, Мэтт.
Вместо ответа Мэтт пожал плечами.
– Болел?
– Да, немного.
– Смотри, совсем сковырнешься от всех этих дел с «Кроникл».
– Уже слыхал кое-что.
Пузатый коротышка из отдела бизнеса, ухватившись за край стола, наклонился к Питтману.
– Может, слыхал, что с пенсией тоже проблемы? Впрочем, откуда тебе знать? Ведь уже два дня, как ты уволился. Почуял, что газете каюк, и смотался? Соображаешь, надеюсь, полный порядок? Месячное пособие получил? Или?..
– Нет, – ответил Питтман, откашлявшись, – ничего я не знал.
– В чем же дело?
– Устал очень.
– Устал? Но тогда почему ты здесь?
Питтман никак не мог сосредоточиться. Наконец сказал:
– Да вот, решил помочь. Вернулся всего на неделю, считая с завтрашнего дня. И баста.
Ох, уж эта неделя! Она покажется ему целой вечностью.
– Имей я счет в банке, не стал бы попусту терять время. Поискал бы другое место. У тебя наверняка денежки водятся.
Питтман молчал. Да и что мог он ответить?
Толстяк склонился над столом так низко, что полы его расстегнутого пиджака накрыли телефонный аппарат. И он удивленно посмотрел на свое брюхо, когда телефон неожиданно зазвонил.
Питтман снял трубку.
Голос был немолодой. Женщина сообщила, что умер семидесятипятилетний старик, видимо, ее отец. Умер у себя дома.
Питтман пододвинул к себе анкету и внес в нужную графу полное имя покойного.
– Не желаете ли конкретизировать причину смерти?
– Простите, не поняла. – Женщина задыхалась от рыданий. – Мне так тяжело. Что значит «конкретизировать»?
– Ну, сказать, отчего он скончался, мэм? От тяжелой «продолжительной болезни», например, или предпочтете умолчать о причине смерти?
– Он скончался от рака.
Питтману словно вонзили в сердце нож. Перед глазами возник образ Джереми, играющего в футбол, крепкого мальчишки с густой копной рыжих, развевающихся на ветру волос. И тут же перед мысленным взором Питтмана появился другой Джереми – хрупкий, без признаков волос, в набитой медицинским оборудованием реанимационной палате.
– Примите мои соболезнования.
– Что?
– У меня сын погиб от рака, и я глубоко вам сочувствую. – Комок подступил к горлу Питтмана.
Последовала длительная пауза, словно линия отключилась.
– Продолжительная болезнь, – произнесла наконец женщина. – Не сообщайте ничего о причине.
Последовали другие детали: оставшиеся родственники, род деятельности, время и место похорон.
– Как насчет пожертвований? – спросил Питтман.
– Что? Не понимаю.
– Иногда близкие родственники покойного предпочитают, чтобы вместо цветов друзья и знакомые делали пожертвования в какие-нибудь фонды. В вашем случае это могло бы быть «Раковое общество».
– Но ведь тогда станет ясно, от чего он умер.
– Да. Именно так.
– Продолжительная болезнь. Мой отец умер после продолжительной болезни. Я ни с кем не желаю связываться. Стоит вам упомянуть «Раковое общество», и все остальные филантропические фонды города изведут меня телефонными звонками. Ни вам, ни тем более мне этого не нужно. Не забудьте отметить, что он увлекался боулингом и входил в команду старшей возрастной группы Ист-Сайда.
– Сейчас запишу.
– Что же... в таком случае...
– Мне нужен ваш адрес.
– Я же вам дала адрес отца.
– Но мне нужен ваш, чтобы «Кроникл» могла выслать вам уведомление о публикации некролога.
– Уведомление?
– Да, мэм.
– Вы хотите сказать – счет?
– Да, мэм.
– Разве публикация некрологов не бесплатная общественная услуга?
– Нет, мэм.
– Ну и дерьмо!
3
Нет, он не должен был возвращаться. Даже на неделю. Самые простые дела требовали невероятных усилий. Разговоры по телефону или заполнение форм изматывали не меньше, чем марафонский бег, которым он увлекался до болезни Джереми.
А телефон как назло разрывался. И каждый очередной звонок давался ему все труднее, все больше опустошал. Жертвы автокатастроф, утопленники, висельники, умершие от старости. Кстати, а не повеситься ли ему и таким образом свести счеты с жизнью? Еще будучи репортером, он, собирая материал для статьи, узнал, что повешение якобы вызывает у мужчин побочный эротический эффект, эрекцию. Повеситься, пожалуй, лучше, чем застрелиться. Во всяком случае, меньше грязи, плохо только, что смерть не наступает мгновенно. Кроме того, веревка может оборваться или соскользнуть. Тогда пострадавшего вынут из петли, спасут. А потом все придется переживать заново. Питтман услышал, как кто-то кашлянул, и поднял глаза. Перед ним стоял коренастый человек с изборожденным морщинами лицом, кустистыми бровями и стрижкой ежиком. Темно-синий блейзер был накинут на рубашку с высоко закатанными рукавами, из-под которых выпирали бугры бицепсов. Узел полосатого галстука был приспущен. Расстегнутый воротничок сорочки обнажал мощную шею. Казалось, человек этот только что снял военный мундир. На самом же деле Берт Форсит так же, как и Питтман, никогда не служил в армии и со времени окончания колледжа работал в «Кроникл», став в конечном