– Куда мы едем? – спросила я с деланой беспечностью, только сейчас поняв, что в графстве Грейс мне придется тяжелее, чем я раньше воображала.
– Думаю, мы начнем с семьи Джордан. Обычно я навещаю заодно с ними Хартов – они почти соседи, но сегодня вряд ли хватит времени на тех и других, потому что я, то есть мы, – она с улыбкой покосилась на меня, – должны еще забрать одного пожилого мужчину и отвезти его к полудню к врачу. Кроме того, сейчас убирают табак, значит, все, наверное, в сушильне. Надеюсь застать дома Литу Джордан – ей пора готовить обед для сыновей. – Она опять взглянула на меня. – Это их главный прием пищи за день.
Мы проехали мимо плаката Ку-клукс-клана. Он казался еще больше, чем в тот страшный день два года назад. Красный фон, всадник в капюшоне на белом коне с горящим крестом. «Вступайте в Соединенные кланы Америки и поддержите их. Боритесь с интеграцией и с коммунизмом!» Рядом с плакатом росли высокие ладанные сосны, то и дело мне снившиеся. Мы в один миг миновали и плакат, и сосны. Я облегченно перевела дух. Сама не знала, что сидела затаив дыхание.
– Ава Гарднер – здешняя уроженка, – сказала Шарлотта.
– Да. – Я мысленно улыбнулась и не стала с ней спорить. – Вы смотрели «На пляже»?
– В этой картине она потрясающая! Хотя сам фильм вгоняет в тоску.
По обеим сторонам от дороги простирались табачные плантации, зеленое море, в котором трудились люди – главным образом цветные, хотя попадались и белые. Всех их нещадно жарило солнце. В машине были опущены все стекла, но я все равно обливалась потом. Трудно было представить, какая жара свирепствует у них в поле.
По пути нам попадались дома, дворики с деревцами и кустиками, велосипеды и грузовики. Большинство фермерских домов, которые я видела, были выкрашены в белый цвет и выглядели ухоженными. Потом мы съехали с Родни-Род на узкий проселок. Вокруг нас заклубилась пыль, но поднять стекла не позволяла жара. Теперь я поняла, почему машина у Шарлотты в таком виде. Моя через пару недель станет такой же пыльной.
Шарлотта взглянула на часы.
– Все в порядке.
Мы уже ехали по длинной аллее к белому дому с красной железной крышей. От дома во все стороны тянулись, насколько хватало глаз, табачные поля.
– Давайте-ка я расскажу вам про ваших подопечных.
– Они что же, живут здесь?! – удивленно спросила я, глядя на широкое парадное крыльцо. Разве не поразительно, что, живя в таком доме, можно нуждаться в пособии?
– Нет, не в этом доме. Сейчас сами увидите. – Она затормозила на обочине и выключила зажигание. Машина тотчас превратилась в раскаленную консервную банку. – Хозяин фермы – Дэвисон Гардинер. Не родственник Авы. – Она улыбнулась. – Пишется по-другому. Его семья обрабатывала эту землю на протяжении многих поколений. Ваши подопечные – Джорданы и Харты, живущие на его земле. Харты сейчас почти наверняка в табакосушильне, поэтому завтра или послезавтра мы вернемся сюда ближе к вечеру, и вы с ними познакомитесь. Сегодня и так полно дел.
– Хорошо, – согласилась я, гадая, насколько поздний час она имеет в виду. Мне придется, вернувшись, первым делом позаботиться об ужине. Роберт очень мило отнесся к тому, что я начала работать: даже купил мне портфель и пожелал удачи, целуя утром на прощание. Но накануне вечером он сказал, что работа, похоже, вдохновляет меня больше, чем уют в нашем чудесном новом – новом для нас – доме. Так оно и было. Дом и так был хорош. Я бы не возражала, если бы кто-то другой подобрал занавески и если бы обои в гостевой спальне остались немного выцветшими. Он пошутил, что я ненормальная женщина. То есть я надеялась, что это шутка.
– Джорданы живут вон в том доме. – Шарлотта показала на некрашеный домик в конце дороги под открытым небом. Я бы приняла его за служебную постройку, но, приглядевшись, увидела белье, сохшее на веревках, натянутых между домом и низенькими деревцами. Хотя служебная постройка тоже имелась – позади домика.
– В доме нет канализации? – спросила я.
Она посмотрела на меня терпеливо, как на ребенка, которому еще предстоит учиться жизни.
– Мало у кого из ваших подопечных есть канализация в доме, – ответила она. – У некоторых даже электричества нет. У миссис Джордан четверо сыновей и дочка. Шину, дочку, она пять лет назад отправила к родственникам на Север, так что остались одни мальчишки.
– Шестеро в таком маленьком домишке? – поразилась я. Возможно, вблизи дом окажется больше. Пока что он выглядел меньше столовой в моем новом доме.
– Именно так. Но, к счастью, больше у Литы детей не будет. После рождения ее последнего ребенка мне удалось записать ее в Евгеническую программу, хотя пришлось изрядно повозиться. Вы, наверное, не знаете, что это такое?
Я слышала слово «евгеника» единственный раз в жизни, и то в связи с нацистской Германией, поэтому даже не догадывалась, о чем она говорит.
– Честно говоря, нет. Мне на ум приходит Гитлер.
– Я вас умоляю! – Она весело засмеялась. – Немедленно выкиньте это из головы. У нас есть комиссия по евгенике, к которой мы обращаемся для стерилизации нуждающихся. Для многих из них это величайшая удача. Лита Джордан – хороший пример, но знали бы вы, чего стоило добиться от комиссии одобрения ее обращения!
– Она сама этого хотела?
– Еще как! Она устала рожать и уже думала, что этому пришел конец, но через несколько лет опять забеременела. О программе она узнала от подруги в церкви и стала меня умолять, чтобы я устроила ей стерилизацию.
– Почему это было так сложно?
– Она не отвечала их требованиям. Необходимо соответствовать хотя бы одному из трех. Например, быть умственно отсталой, продемонстрировать такой низкий уровень IQ, чтобы ее признали слабоумной. Вы знакомы с проверкой IQ? Каким он бывает?
Я попыталась хоть что-то вспомнить о проверке умственных способностей из лекций по психологии.
– Семьдесят?
– Верно. Чтобы претендовать на слабоумие, надо набрать меньше семидесяти. А у нее оказалось целых сто пятнадцать! Представляете? Большинство местной бедноты не дотягивает до нормального уровня, но эта женщина – другое дело, она могла бы управлять фермой. Она закончила среднюю школу для цветных в Ридли – серьезное достижение, учитывая среду, в которой она росла.
– Так она цветная!.. – Я почему-то представляла себе белую семью. Теперь требовалось исправить сложившееся у меня заочно представление о Лите